— Как я — этот голос исходил от чуть ранее замеченной мной фигуре в сером рваном плаще, что неподвижно сидела на упавшем в непогоду дереве и держала в руке взведенный арбалет, что лежал на запястье другой руки и был направлен точнехонько мне в грудь — Смерти ищешь, палач?
Вскрикнув скорее удивленно, чем испуганно, сильга схватилась было за рукоять меча, но опомнилась и, держа руки на виду, вопросительно воззрилась сначала на меня, а затем на сидящего на нашем пути незнакомца.
— Нимрод — проворчал я — Надо же… на этот раз не станешь швырять в меня гнилыми кишками?
— Как же он выглядит? — не выдержала сильга Анутта, внутренним чутьем понявшая, что схватки не состоится и пытающаяся заглянуть под серый рваный капюшон — Как?
— Вот так — отозвался Нимрод и откинул капюшон на спину — Любуйся.
— О… — только и произнесла девушка, не сводя взгляда с перекошенного злой ухмылкой бледного лица с уродливой стальной нашлепкой над губами, которую он сердито стащил вместе с лопнувшей тесемкой.
Нимрод был одноглаз и безнос. А еще у него не было большей части правого уха, хотя грязные спутанные волосы надежно скрывали этот недостаток. В довершении всех бед он не имел всех пальцев на правой руки, равно как и части ладони.
— Он…
— Нет — ответил я за угрюмо молчащего нелюдима, что не сводил с меня злого взгляда — Он не приговоренный к смерти. И да — три года назад я принял его именно за такового, когда случайно заметил блеск металла под его капюшоном. Остановив Нимрода на тракте неподалеку отсюда, я сдернул капюшон, снял стальной клюв, убрал волосы с правой стороны, глянул на правую руку и… узрел прячущегося под плащом смертника прошедшего варварский ритуал Четырех Ран.
— И потому….
— Да — подтвердил я — И потому я, невзирая на его крики о невиновности, привязал его к лошади и протащил по осенней дорожной грязи две лиги.
— Под насмешки… — хрипло добавил Нимрод, возвращая стальной клюв обратно и ловко придерживая тесемку искалеченной ладонью. Арбалет лежал на его коленях, но жало болта сместилось в сторону, указывая на умирающий дуб — Я тащился по лужам, а в меня с проклятьями и смехом швыряли грязью и камнями!