Пусть в следующий раз страж Магарий потребует от меня соблюсти традицию и прошагать по главной улице до самой тюрьмы. Пусть потребует…
Когда дверь темницы отворилась, приговоренные, замерев в странных любому другому, но привычных для меня позах, стояли в углах. Мы все замираем вот так неподвижно, приподняв руки, сведя лопатки, когда ожидаем неизбежного удара, за которым последует сильная боль. И одновременно боимся шевельнуться — чтобы еще даже не случившаяся боль вдруг не стала сильнее…
На меня они не глядели, предпочитая буровить взглядами каменные стены.
— Связывать? — обронил я, стоя на пороге камеры — Или сами пойдете?
Молодой вздрогнул как от удара, со свистом выпустил, буквально выдавил воздух из груди сквозь стиснутые зубы и… съежился:
— Я сам… сам пойду…
— И я сам… — глухо обронил старый. Надтреснутый голос звучал глухо и покорно. Но я заметил мелькнувший в его глазах опасный огонек. Этот попытается найти любую лазейку для побега.
Кивнув, я продолжил, неспешно поправляя перчатки:
— Побега не будет. За любую глупость заплатите зряшными муками. Ты — мой палец уперся в грудь молодого — Идем.
— Я первый?! — выдохнул он и на этот раз ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть — Почему я первый?! Почему не он?!
Еще немного пожить… сделать еще хотя бы пять вдохов ставшего вдруг таким сладким воздуха… попытаться насладиться последними мигами отнимаемой жизни…
— Назвали тебя! — крикнул седой, вжимаясь спиной в угол — Тебя назвали! Судьба! Твоя судьба! Не перечь!
— Я не хочу!
Говоря это, молодой, с трудом переставляя одеревеневшие ноги, уже шагал ко мне. Я одобрительно кивнул.
— Прояви достоинство — положив ладонь на дрожащее напряженное плечо, я заглянул ему в глаза — Хватит уже бояться. О том, как ты вел себя в последние мгновения, уже сегодня узнает весь Буллерейл. Шагай смело, парень. И успокойся… Идем мы пока не в пыточную и не на казнь. Тебя ждет светлая сестра Лоссы. Поговори с ней. Она облегчит твои душевные страдания. Поможет примириться с неизбежным.
— Да… да… — обмякнув, он кивнул и покорно шагнул за порог. Вяло глянув в покинутую камеру, он махнул рукой опускающемуся на солому старому, что получил отсрочку неизбежного.
Пройдя темным коридором мимо пыточных, мы миновали стоящего у загодя открытых дверей стража Магария и окунулись в яркий солнечный свет погожего летнего дня.
— Хорошо то как… — вырвалось у обрекшего себя на смерть молодого дурня, поднявшего лицо к небу — Хорошо то…
Я ударил ножом с красною рукоятью, вбивая лезвие под левую лопатку, задирая острие чуть вверх. Резко дернув в сторону, провернул и подхватил обмякшее тело парня, мягко положив его на бок. Оставив нож в ране, повернулся и зашагал обратно, тихо обронив по пути:
— Единым куском? Его приговорили к усекновению головы…