- Откуда ты знаешь, что именно я это сделал…. Кто тебе сказал? - тихо и, дрожа всем телом, спросил Кайо, пытаясь отвести взгляд. Он боялся, что сейчас брат ударит его. Одним ударом он был способен вышибить дух из любого существа. Во всяком случае, так говорили.
- Знаю и все. Все эти десять лет я это знал. Ни у кого не было такого мотива и повода, как у тебя. И сейчас ты смотришь на последствия, и то, что осталось от меня. Приятно ли тебе? - Все так же отстраненно проговорил мужчина, подавляя горечь внутри. Передернув плечами, он скатал свиток и небрежно сунул его в камин, кончиками пальцев чувствуя жар огня. – Это был ты. Хорошо, что ты признался. Тебе стало легче от признания? Может быть, потупишь свою гордыню и извинишься, спустя десять лет?
Сглотнув липкий комок, Кайо тихо переступил с ноги на ногу, а после, вновь приняв надменный, и ничуть не пристыженный вид, поспешно вышел из покоев старшего брата. Он был обозлен и испуган одновременно. А когда человеком завладела злость, подгоняемая страхом, он теряет контроль над собой и способен сделать страшные вещи, которые будет потом сложно исправить. Или вообще не исправить. Раэнэл не стал провожать его взглядом. Он стразу же подозвал к себе стражника, велел ему разыскать Тээа и привести к нему. И тот, кивнув, ушел, скрежеща доспехом. В ожидании любимого и единственного племянника, мужчина устало опустился на теплые шкуры, сжимая жестковатую шерсть, а после поглаживая ее. Это заставляло его успокоиться. И все же он был напряжен. Мужчина поднялся снова, раскрыл шторы, зажмуриваясь от солнечного света, и вышел на небольшой балкончик, оперся локтями о каменные перила и опустил голову так, что длинные несобранные волосы заслонили узкое изможденное лицо.
Его оглушили во сне, а когда он очнулся, то понял, что лежит на железном столе, скованный и распятый. От железных оков на руках, ногах и шее, которые царапали кожу, распарывая ее до крови при каждом движении, тянулись тяжелые массивные цепи, покрытые паутиной и ржавчиной. Их давно не использовали, не смазывали и поэтому цепи скрипели, действуя этим на нервы. Раэнэл, испуганный, дернулся один раз, второй раз, третий, пытаясь освободиться, но звенья железных цепей ему было не сломать. Цепи натянули, тем самым до боли растянув ему руки и прижав к столу. Какие-то люди в капюшонах, скрывающих лица, набросились и насильно расправили ему крылья. Прикосновения были неприятными, болезненными, отвратительными. Боль обожгла, он выгнулся на столе, дергая руками, чтобы вырваться, но все тщетно.
Они держали его, чтобы он не вырывался и не пытался взлететь. А потом люди, орудуя большими тисками, неизвестно откуда взявшимися, перемалывали ему суставы и кости. Лишь один из них стоял в стороне, наблюдая. Раэнэл кричал, хрипел, умолял, а после – проклинал. Он заставлял себя, но боль была ошеломляющей, дикой и резкой, не отступающей. От нее кружилась голова, спирало в груди и все тело импульсивно дергалось – такое сейчас беспомощное и будто чужое.
- Не надо! НЕ НАДО!