Не то слово, хотел сказать он, но не смог. Паралич отпустил его окончательно и он встал на ноги, но чувствовал себя так, будто лишился рта. Приложить бы вредную кошку Фусом, да горло не слушается - ситуация в целом, увы, не новая. Вот только после того, как Харкон залил в него ведро алтарной крови, у него хотя бы слюни не текли.
- А-хи-хи, - высказалась каджитка, в которую, казалось, вселилась неугомонная Арья, и распахнула дверь. За дверью копошился дух предков - этого деятеля Джон тут же огрел мечом, жалея, что это не Ажира.
Они прошлись по небольшой гробнице, где Джон пограбил, а котейка насобирала запретных ингредиентов из убитой им нежити, и наконец заглянули в комнатку, похожую на молельню. На пюпитре лежала заброшенная книга. Он смахнул с нее пыль и стал читать, время от времени утирая рот рукавом, поскольку пробочник все никак не сдавался.
Книга Восхода и Заката, провозгласила Прелесть. Сама же книга на первой странице сообщала, что это сборник афоризмов, связанных с Трибуналом.
Джон знать не знал, что такое Трибунал, но афоризмы его увлекли и он вступил в жаркий мысленный спор с книгой.
- “О богах ничего, кроме хорошего”, - категорично заявляла она.
- А то что? - цинично интересовался Джон.
- “Не может быть двух мнений об Истине”, - не сдавалась та.
- Мнений может быть сколько угодно, - ерничал он, - это истина одна.
- “Любой ребенок безгрешен”, - выкинула козырь книга.
- Тебя к сердцу Зимы отнести? - встречно спросил Джон.
- “Учись в служении”, - зашла она с другого бока.
- Ну да, - тут пришлось согласиться. - Валар дохаэрис.
- “Лучше пострадать от зла, чем совершить его!”
- Ходор, - Джон держался из последних сил.
- “Другим нельзя, тебе можно”, - коварная книга добила его мечом двойных стандартов.
- Ладно, так и быть, заберу тебя с собой, - мысленно согласился он и потянул фолиант с пюпитра в мешок. Слюни наконец-то унялись, и стало как-то веселее.
Они покинули гробницу и вышли в дикую природу, где Ажира начала собирать цветы в широкие рукава, а Джон с переменным успехом практиковался в заклинании ночного зрения. Ночь то светлела, обнаруживая в себе гигантские грибы и веселую каджитку, то снова обретала чернильную непроницаемость, от которой становилось страшновато. В Скайриме небеса зачастую были расцвечены авророй, отражавшейся в снегах, и ночь там редко бывала такой густой.
В конце концов его начало мутить от попыток удержать фокус, и вернувшаяся Ажира, протрезвев и сменив гнев на милость, сердобольно пояснила, что мана, то бишь магические силы, не беспредельна и надо уметь чувствовать, когда приближаешься к краю. Взяв его за руку, она довела его сквозь темень до самого дома (куриного мавзолея) и ускакала в здание Гильдии.
А Джон, устало зевнув, побрел отсыпаться.
*
Проснувшись поутру, он задумался своей сонной головой о том, что надо бы все-таки сходить к Хабаси, а еще стрясти с Шарн услугу и научиться чему-нибудь этакому, а прежде всего… о да, прежде всего надо разобрать награбленное в гробницах и посмотреть, что там можно съесть, что почитать, а что продать.
Но едва он спустил ноги с кровати, выяснилось, что жизнь уже все решила за него. На столе рядом с краюшкой лежала, приколотая дротиком, записка от Кая. В записке говорилось: “Как проснешься, рысцой к дядюшке, племяш. К.”
Как же много у меня, оказывается, дядюшек, подумал Джон, сжег записку и уселся за стол, вяло жуя краюшку. Будем считать, что он проснулся очень поздно…