Глядя в серые, блестящие глаза, я понимала, что должна радоваться. Он бы не остановился на разговорах, если бы не попечительство Старшего. Такие не останавливаются, всегда доводят дело до конца. И если бы он имел волю, то давно бы положил меня под остриё хирургического ножа. Наблюдатель по своей внешности скорее похож на палача, чем на учёного. Высокий, поджарый, скорее военный, я бы предположила, моряк. Не старый, не умудрённый сединами мужчина, лет сорока или около того. Меньше всего он походил на самого себя, на то, что он представлял. Наблюдатель, яро желающий раскроить череп пациентке и разгадать загадку.
— Давайте.
— Я хочу только правду.
— А я, знаете ли, редко вру.
Еле слышно фыркнув, постаралась поудобнее расположиться в сером, безжизненном кресле. Направо снова бой, а по левую сторону этот пустой, ужасный мир. Но всё будет хорошо.
— Будь собой. И всё будет хорошо.
— Как скажите, Наблюдатель.
— Ты отдавала свою жизненную силу пациентам больницы, и из-за этого ухудшалось твоё состояние.
В точности повторил он свою последнюю фразу из допроса, напоминая, что именно мне стоит для начала дополнить.
— Для начала, это никогда не было жизненной силой. Жизненная сила может меняться, у всех она различная и зависит не всегда от человека, её можно регулировать со стороны, отнимать или неторопливо подливать. Но от неё не зависит жизнь человека. Жизненная сила — это то, насколько душа человека наполнена желанием жить. Это всего лишь состояние души. Я отдавала несколько иное. Часы жизни. Мои нити были прикреплены практически к каждому жителю Могильника и когда требовалась помощь, они вгрызались в мои часы и отдавали их нуждающимся.
— И, тем не менее, Могильник остался собой.
— Он был им до меня и таким же и останется до своего трагичного исхода. — Как сейчас я видела перед собой серое, болезненное прошлое, а ведь оно наиболее тёплое воспоминание. Это же насколько паршивая у меня жизнь. — Только представьте, насколько мучительно в те минуты детскому организму. Я ведь самый обычный человечек. После вечерних уколов направляешься в палату, практически доходишь до кровати и вдруг понимаешь, чувствуешь из-за той уникальной боли, что из тела исчезает жизнь. Твоё время умирает. С человеком это происходит каждое мгновение. И сейчас из вас, Надзиратель, уходит жизнь, каждую секунду. Но не больно. Но стоит вырывать, словно огромными раскалёнными клещами, сразу годы жизни, так боль обрушивается жутчайшим тайфуном. Ты уже в палате, но далеко от кнопки, способной позвать на помощь сестричку. Падаешь на пол, очень-очень больно, ведь рвёт, режет. А ты всего лишь маленький человечек. От того и не всегда удаётся спасти. Я не всесильная, а дети умирают.
Надзиратель внимательно слушал и одновременно коротко записывал какие-то отдельные слова. Мои слова, но смысл в этом сборище слов видел лишь он.
— Зачем ты их спасала?
— Знаете комиксы о Человеке-пауке? Их создал Стэн Ли, один из американских писателей. Один из его персонажей как-то сказал: «С большой силой приходит большая ответственность». И ведь, несмотря на слабости, я имела большую силу, чем каждый из детей больницы.
— Моралист?
— Вполне возможно.
Он что-то быстро-быстро застрочил в блокноте мелким, острым почерком. Из-за этого допрос приостановился на несколько минут. Мне полагалось не шевелиться и молчать, хотелось бы, чтоб так и продолжалось. Он преотлично высасывает жизнь. Это такое интересное свойство, редкое в прошлом, но всё чаще и чаще на мой путь вступают такие люди.
Прикрыв глаза, я также ясно увидела кабинет Надзирателя, его, чуть склонившегося с ручкой над столом, камеры по периметру, даже удалось в точности воссоздать электронную дверь за спиной. Как интересно, ведь он находит что-то в моих словах, анализирует и создаёт на бумаге мой внутренний мир. И делает это сразу! Хотя мог сделать после допроса, ведь я обнажена перед множеством камер, а на столе возле его руки лежит включенный микрофон. Но нет, он предпочитает держать пациента, строчить в блокноте и искоса, едва заметно, на него поглядывать.
— Ночь, которая случается. Зачем она нужна больнице?
— Так жить легче. — И невольно передёрнула плечами, удивлённо округлив глаза. — Вы же помните, я рассказывала в позапрошлую встречу!