Было так же известно, что после трагедии мальчик оказался у своих ближайших родственников — Дурслей. По словам работников органов опеки, в семье, где вырос Гарри, были самые что ни на есть благоприятные условия. Петуния Дурсль, старшая сестра Лили, рассказала о том, что они с мужем хотели завести ещё одного ребёнка, но здоровье ей не позволило, поэтому «хоть и при таких печальных обстоятельствах, но Гарри стал для них подарком».
Малфой нашёл старый выпуск передачи «Время правды» и отметил всё достоверное, вычеркнув спекуляции и подкрепив вырезками из докладов органов опеки. И всё это — личная жизнь не только самого Поттера, но и семейства Дурслей — каким-то образом стало достоянием общественности и главной темой теледебатов, где сходились эксперты и обсуждали каждое слово и поступок уже давно не ребёнка, словно ничего интереснее этого не существовало. У Тома закрались подозрения, что Дурсли могли продавать информацию СМИ, через мальчика подкрепляя интерес к собственному семейству: мол, смотрите, какие мы добренькие и как мы воспитываем юную знаменитость. Однако доказательств тому не было, да и теория пошатнулась, когда он наткнулся на подкреплённый Люциусом отказ Дурслей от выступления на какой-то программе, а также гневное заявление его дяди, Вернона, что он подаст в суд на Скитер за нарушение неприкосновенности частной жизни. Поэтому или они вконец лицемеры, или же предположения Тома оказались ложными. Ощущения из СМИ также оказались несколько обманчивыми: у него создалось ощущение, что Поттер частенько мелькал на экране, однако тот, как выяснилось, отказался от десятков приглашений на телевидение. Гарри принял лишь несколько: чаще всего связанных с фондом Феникса, где присутствовал всегда в компании учредителя; а в более поздних появлениях давал интервью, кадры которых были поделены всеми каналами, что и создавало ощущение того, будто Поттер не вылезал из телевизионной студии.
Далее Малфой подчеркнул, что, когда тому исполнилось десять лет, Дурсли стали замечать некоторые странности и мальчик начал посещать школьного психолога, и добавил заметку: «Смог откопать транскрипцию одного из разговоров. Остальные исчезли из картотеки, но не были перенесены в цифровой формат».
Впрочем, это Тома не удивило.
Он открыл простой текстовой документ и стал вчитываться:
— Приходилось ли тебе совершать недобрые поступки, Гарри?
— Что Вы имеете в виду под «недобрыми»?
— Ты прекрасно знаешь какие. Те, что приносят вред: могут расстроить или сделать больно. Ты хотел причинить кому-нибудь вред, Гарри?
— Разве не все хотят причинить кому-нибудь вред, миссис МакГонагалл?
— Что ты имеешь в виду?
— Вы никогда не желали никому зла? Никогда не проклинали и не думали: «Да чтоб ты сдох»? Вы никогда не смотрели на своего мужа и не думали, что желаете ему быть несчастным до скончания дней? Что желаете, чтобы он стал импотентом в объятьях очередной любовницы? Разве это его не расстроит и не сделает больно?..
— ГАРРИ!
— У Вас есть свой психолог? Я готов Вас выслушать…
Транскрипция оборвалась, а Том хмыкнул и колёсиком мыши пролистал немного ниже.
— Что ты хочешь сделать, когда сердишься?
— А какие у меня есть варианты, миссис МакГонагалл?
— Уйти, накричать, ударить, толкнуть…
— А вариант «не сердиться»?
— Ты не чувствуешь раздражения или злости?
— Мне, например, не нравится сюда приходить. Это можно счесть за злость? Тогда вариант первый: я хочу уйти, миссис МакГонагалл.
— Тогда, что ты делаешь, чтобы не злиться или не сердиться?
— Шиплю как змея.
— Прости?..
— Надуваю шарик и лопаю его — чпок! Или осматриваюсь вокруг себя, и пока не найду какую-нибудь маленькую букашку под ногами, не выпускаю злость. Ещё леплю, рисую и собираю конструктор. Что там ещё из техник избавления от злости у Вас для меня припасено?
— Ты защищаешься, но я тебе не враг, Гарри.
— Защищаюсь? Нет, миссис МакГонагалл, я умираю от скуки. Я всегда умираю со скуки, но в Вашем кабинете особенно.
— Мы здесь, чтобы обсудить твой конфликт с кузеном.
— Верно. Обсудите это с ним, а не со мной.
— Мне интересна и твоя точка зрения, Гарри.
— Моя точка зрения? Что ж, Дадли считает себя наиболее значимым членом семьи. Он предполагает, что всё внимание и любовь должны достаться ему, — это банальная детская ревность уже большого малыша.
— Ты считаешь, что он ревнует родителей к тебе?