— Я хочу, чтобы он ушёл!
— Вы дали своё согласие, и его присутствие вам не мешало на протяжении двух часов, что мы с вами вели беседу. Вот, предлагаю к ознакомлению — свидетельство Агаты Шоу.
Тот кинул беглый взгляд и гневно воскликнул:
— Да я даже ни разу с ней не разговаривал!
— Что не мешало свидетельнице опознать вас и вашу собаку.
— «О! Я упаковала его заказ, но мне стало интересно, зачем же ему столько, ведь вы знаете: на второй день выпечка уже не особо вкусная, а я не добавляю в свою никаких консервантов. Клиенты нередко расспрашивают и часто болтают, пока я укладываю пирожные: например, о предпочтениях супруги, о том, что дети не могут жить без моих эклеров… Разное рассказывают. Слово за слово, — и вы уже разговорились. Поэтому я спросила его, сколько же у него ребятишек для такого количество сладостей? Однако он ответил, что сам вполне способен умять всё до последней крошки; дескать, жуткий сладкоежка. А после, когда я проводила его до выхода, чтобы закрыть дверь — как раз был обеденный час, — то услышала, как он шёпотом приказал своей собаке: „Домой, Офелия, сегодня нам есть чем поделиться“».
— И свидетельство Барбары Куксли, — вновь покопавшись в бумагах, добавила Тонкс. — Свидетели слышали, как вы называли собаку тремя разными кличками.
— Не знаю никакой Куксли, — позеленел МакНейр и нервно дотронулся до лица, почесав лоб. — Я требую, чтобы этот человек покинул комнату! — внезапно прищурил тот глаза, указав на Поттера.
— «Офелия Питтсбург была примерной ученицей. Ничего плохого о ней сказать не могу: красавица, отличница, из хорошей семьи…» — интонации Поттера вновь заиграли по-новому, рисуя в воображении Тома респектабельную директрису какого-то учебного заведения.
— Я не понимаю, он что, псих? Почему он сидит здесь, на моём допросе, и разговаривает сам с собой?! — резко перебил Поттера МакНейр. С каждым вмешательством Гарри тот выглядел всё более болезненно, растрачивая крупицы самообладания.
— «…Но слишком уж трудным был последний год обучения: миссис Локвуд буквально сошла с ума от горя. Если бы только мы увидели это раньше…» — продолжил Гарри, будто не слыша слов МакНейра.
Тому и правда показалось, что тот просто рассуждает вслух, исполняя разные роли в некоем драматическом спектакле. Однако вырисовывающаяся картина ощущалась какой-то неправильной, словно фрагментарной и состоящей из обрывков чего-то цельного, ужасающего и вовсе ему непонятного. Будто Поттер и МакНейр вели диалог, понятный лишь им двоим и, возможно, самой Тонкс.
— Вы давали собакам клички своих бывших одноклассников? — как бы между прочим поинтересовалась она.
— Нет, я тщательно выбирал им имена, — с притворным спокойствием заявил тот, не сводя с Гарри лихорадочно блестящих глаз.
— Вы сказали им? — уточнила Тонкс, а МакНейр резко перевёл на неё взгляд.
— Разве? Не помню такого. Вы, наверное, ошиблись, — вновь появилась любезная, заученная улыбка, пачкающая теперь его лицо, словно клякса чернил — лист бумаги.
— Уточняю: вы не помните, сколько собак у вас было?
— Миранда — я же говорил.
— А миссис Руквуд?
— Миранда — имя, а Руквуд — фамилия.
— У вас были другие животные в детстве?