- Но ты хотел слушать, и ты слушаешь, - возразил ему кто-то в потоке шепотов.
- Не желаю! - отчаянно выкрикнул Лисицын и как можно плотнее закрыл себе уши, обрывая все звуки.
Несколько мгновений стояла блаженная тишина, а после голова Иннокентия Петровича взорвалась десятками кричащих голосов. Они шептали и вопили так громко, будто под черепной коробкой у Лисицына кто-то включил радио.
- Слушай!
- Мы везде.
- Мелодия рождает смысл...
- Боль! Пламя!
Иннокентий испуганно вскрикнул, осознавая, что больше никакой защиты от шепотов у него не было. Он бросил к шкафам с музыкой и, не разбирая, принялся хватать любые пластинки.
- Я заглушу вас! Я не стану вас слушать! Умолкните!
Трясущимися руками ставя в проигрыватель одну пластинку за другой, Лисицын все не мог поверить происходящему. Ни один из дисков, которые он пытался послушать, чтобы заполнить голову музыкой и изгнать из нее шепоты, не издавал ни звука. Музыки не было слышно или же она и вовсе отсутствовала - винил крутился, а Иннокентий различал лишь бесконечное множество шепотов, что заполняли его разум.
- Слушай! Слушай!
- Мы избавим тебя от тишины.
Лисицын впился пальцами в виски, но боль была слабой, а сопротивляться шепотам было слишком сложно. Нельзя не слушать то, что говорит прямо внутри головы.
- Я-я не сдамся! Я отказываюсь подчиняться вам и слушать вас! - в последней попытке простонал Иннокентий, чувствуя, как болит у него голова, разрываясь от сущностей, населивших ее.
- Ты уже наш, - раздался тихий женский смех, похожий на звон хрустальных колокольчиков.
- Ты уже один из нас.
- Я избавлюсь от вас! Смерть Брамса не будет напрасной!.. - слабо выкрикнул Иннокентий Петрович, а после сознание покинуло его, сдавшись под натиском шепотов.