Синдибум пожал плечами. Идти никуда не хотелось, но оставаться в лавке и весь день улыбаться покупателям намного хуже. А тут ещё одна реликвия сама лезет в руки. Своя жизнь развалилась, так хоть бабушку порадовать.
— Хорошо, — сказал он, проскользнув мимо Голуна. — Унесу так далеко, что и не сыщешь никогда.
— Вот и ладушки, иди по добру, по здорову, — утешился хозяин. — Но завтра, чтобы не опаздывал!
Арий наклонился над полкой и, ухватив за макушку, поднял череп. Вместо одного из передних зубов, зияла дыра. В пустых глазах пробегали огненные искры, а челюсть так и скакала, выплёвывая бессмысленные фразы.
— Худа соблался? Снесёт он, сто не сысесь! Ис ты, несун, насёлся. Да меня, Лазиля Седлого, есё нихто ни худа протиф моей фоли не сносил.
— Разиль? — переспросил Синдибум. — Ещё и Щедрый. Ты наверно был знаменитым три тысячи лет назад?
Он вышел из лавки, оглядываясь по сторонам. Если бы не скрижаль, швырнул бы давно умершего болтуна с балкона, пусть себе в лесу кикиморам басни рассказывает или рассыплется на миллион осколков, треснувшись об какой-нибудь замшелый камень.
— Да ус, попрослафленней фсяких лазных…
— Какая разница? — перебил Арий. — Всё равно тебя никто не помнит. Видать, ты не те линии судьбы выбирал.
Он пошёл вверх по лестнице, с тоской поглядывая на голубое небо. Вот бы налетели чёрные тучи, чтобы у всех перемешалось и перепуталось так, как у него. Настала бы вместо светлого Благого утра, тёмная Злыстная ночь. Пожалели бы они тогда, что не могут больше ходить да от солнца щуриться. Никто не ценит то, что имеет.
— Кто фыбилать не умеет, я? — ревел череп. — Сто бы ты понимал! Я самый лутсый судьбофед.
— Только дохлый, — осклабился Синдибум. — А кто может подтвердить твои успехи? А? Что, все давно со смертью под ручку разбрелись? То-то же! А без доказательств и я могу болтать.
Они припирались всю дорогу. Костеря, на чём свет стоит, Разиля Щедрого, Арий чувствовал себя немного лучше. Хотя бы реже вспоминал о Маре.
Бабушка с утра затеяла пирожки, и запах свежей выпечки уже расползся по всему ярусу башни, собираясь слюной во рту. Требовательно заурчал живот, и Синдибум сразу же вспомнил, насколько голоден.
— Я тут кое-что принёс! — крикнул он от дверей, выставляя перед собой болтливый череп.
— Шустро справляешься, — взглянув через плечо, похвалила отставная волшебница и вытянула противень из печки. — Я вот тоже решила тебя порадовать. С капустой, твои любимые!
Бросив реликвию на стол, Арий подкрался сзади, и, просунув руку, стянул один пирожок. Перекидывая его из ладони в ладонь, уж больно горячий, Синдибум откусил край и, обжигая рот, пережевал.
Череп настороженно осматривался, сверкая глазами.
— Час от часу не легсе, — пробормотал он.
Бабушка обернулась и, оставив противень остывать, подошла поближе.
— Кто его так отделал? — удивилась она. — Ты, что ли, злодей доморощенный?