Она слушала его, и на лице ее мало-помалу отражалась вся глубина разочарования, которая только доступна человеческому существу; в какой-то момент Бертрану почудилось даже, что она готова всплакнуть от охватившей ее досады.
— Как все прозаично, — только и проговорила она, стоило ему замолчать. — Стоило ожидать чего-то подобного, но все равно… хотелось верить во что-то необычное.
— Вы можете рассказать мне гораздо больше необычного, нежели я — вам, — сказал Бертран ободряюще. — Может быть, поделитесь со мной какой-нибудь тайной, раз уж я не в состоянии это сделать? Существует ли какое-нибудь секретное общество… людей вашего рода занятий, которое стремится захватить власть над миром?
— Если и есть, то я ничего о нем не знаю. Но, на самом деле, не думаю. Таких, как мы… часто преследовали. Иногда просто уничтожали, вы же знаете все эти истории. Люди, они… — Хильди коротко втянула в себя воздух и добавила несмело, внимательно следя за тем, что Бертран ответит ей, — им часто свойственно нас бояться. Они чувствуют, что мы другие, что мы можем то, чего не могут они, и это их пугает.
— Меня — нет, — сказал он, с удивлением понимая, что говорит совершенно честно, ведь испытывает чувства какие угодно, но не страх или опаску — может быть потому, что наиболее отчаянно цепляющаяся за привычную реальность часть его сознания все еще отказывалась поверить в происходящее.
Хильди посмотрела на него испытующе — и с непонятной пронзительной теплотой. Она снова улыбалась — это было важно.
— Я вижу.
***
Прощались на улице час спустя; опустошили еще два чайника, ни на секунду не прерывая беседы — Бертран не заметил, как начал рассказывать Хильди какие-то истории из министерства, и она слушала их с неослабевающим вниманием; когда он поведал ей о своей стычке с Фейерхете в пятницу, это вызвало у нее живейший отклик, сказать больше — возмущение:
— Зачем он приплел Альбрехта? Что за чушь он несет? Во времена правления Альбрехта Бакардия была одной из самых стабильных и процветающих стран на континенте! Обстановка была совсем другой, не говоря уж о тех, кого нам пришлось принять! Многие из французских эмигрантов были в родстве с бакардийскими дворянами, они возвращались к своим семьям… боже мой, наш президент — круглый идиот!
— Тише, Хильди, — произнес Бертран предостерегающе; они уже вышли из чайной прямиком в сгустившуюся ночь, и звонкий голос его спутницы, подхваченный эхом, разносился по переулку из конца в конец. — Я понимаю ваши эмоции, но…
— Я вам потом пришлю, — пообещала она, — всякие цифры, как вы любите. У меня в конспектах все есть. Пусть этот индюк творит, что ему угодно, но оставит Альбрехта в покое. Тот бы его не взял даже сапоги себе чистить!
Бертран посмотрел на ее сердитое лицо, на то, как она сжимает тонкие руки в кулаки, и не смог удержаться от замечания:
— Вы готовы так самоотверженно вступиться за человека, который давно умер.
Она притихла на секунду, будто ей нужно было время прийти в себя, а потом заговорила совсем по-другому — тише, с необыкновенной печалью, но в то же время с уже знакомым Бертрану убеждением:
— Конечно. Конечно, готова. Кто еще вступится за них, если не я?
Бертран не стал ей противоречить. Они распрощались; от того, чтобы вызвать такси, Хильди отказалась непреклонно.
— Зачем? Я здесь миллион раз ходила! Идти — две минуты.
— Хорошо, хорошо, — сдался он, — только дайте хотя бы знать, что с вами ничего не случилось.
Зачем он сказал это? Он не успел даже назвать себя дураком — Хильди, глянув на него, проговорила с лукавой усмешкой:
— Со мной? Я-то с этим городом на «ты». А вот по вам не сказала бы. Вы вообще когда последний раз выходили на улицу? Просто так, не в машине, без всей этой вашей охраны?
Бертран честно напряг свою память, насколько мог, но быстро понял, что нужное воспоминание давно из нее стерлось — очевидно, за давностью и ненадобностью.
— Вот и я о том же, — сказала Хильди, пару секунд понаблюдав за его мучениями. — Это мне надо переживать, что с вами что-то случится. Напишите мне, ладно? Не хочу думать, что оставила страну без министра.
Возразить ему было нечего — да он, если честно, не особенно хотел возражать.
***
Хильди. Вы хотели узнать, все ли со мной в порядке.
добрый ночер) все ок?
Да.