Мерзкая рожа Аммона Джерро возникла в поле зрения.
— Что видел? — поинтересовался тот, затем вдруг добавил, нахмурив рыжие брови: — Интересный у тебя амулет.
— Ты показал мне то же, что и нетерильцу — Фаугару… Пока не разобрался, как вы создали… не понимаю.
Теперь Алданон мог признаться вслух, что в потоке информации просвечивались бреши, нарочно созданные, чтобы не выложить лишнего. Однако целого искусственно созданного бога было не скрыть даже так.
— Считай, что я дал тебе закрытую шкатулку без ключа, — пояснил Джерро. — В конце пути ждёт куда больше, но когда откроешь и познаешь всё…
— Я стану архитектором, — закончил Алданон и закусил нижнюю губу. Сил встать так и не нашлось. — А ты не бессмертный — дело в этом месте, где ты открываешь пути в будущее и направляешь по ним своё сознание. Как это возможно?
— Разве основы Прорицания не учат, что структура материи определяется лишь точкой наблюдения во времени? Чтобы понять мой образ мысли, тебе придётся отринуть куда больше, чем нормы морали, мастер Алданон, но я попробую объяснить наглядно, — Джерро так увлёкся, что начал разводить руками. Возможно, поучая «низшую» расу, он получал удовольствие. — Ты представляешь отпущенный срок как отрезок от рождения до смерти, но прорицатели Иллефарна рассматривают его в виде линии горизонта. Можно перевести взгляд вправо и увидеть свою смерть; чуть левее — юность. Линия же, которую ты мысленно очерчиваешь, ни что иное как…
— Материя! — закончил Алданон в восхищении. Голова едва не разрывалась от сложности и одновременно простоты знания. Пожалуй, стало даже полегче, словно действительно ключом отворили громоздкие сундуки и вынули всё содержимое. Если задуматься, то любые открытия когда-то давались науке с боем, но потом становились обыденностью.
«Всё сокрытое до поры считается невозможным» — однако эта простая истина была лишь верхушкой, тогда как мудрость пряталась намного глубже. Тот, кто скрывался за личиной Джерро, подманивал его не на пустой крючок.
— Иллефарн — великая империя, свободная от предрассудков варварских традиций. Многие века мы искали власти над материей, не замечая истины: однажды плоды наших трудов станут пылью и забудутся как сон. Лучшие оковы — те, что не видны и принимаются данностью. Время стало нашим врагом, а для кого-то даже вдохновением: культура вмиг переориентировалась на мысли о неизбежности забвения.
До сих пор существовали подобные течения, например, культ Долгой Смерти, однако Алданон не мог понять другого: отчего целая империя так прониклась закономерным окончанием жизни, что похоронила себя заживо? Воистину, чтобы понять техники Иллефарна, он должен думать как они, однако в самой теории Алданон видел очередные бреши.
Наконец он смог приподнять голову, а затем и опёрся плечом о стул.
— Вы же не в силах бороться с ним. Время — это абсолют, основа мироздания, крепче любой стихии!
На лице Джерро отразилось разочарование — так смотрят старшие и опытные товарищи на сопливых новичков.
— А ты не думал, что время — лишь морок, который навязывает смертным образ мыслей и не даёт задавать вопросы? Нет ни сегодня, ни вчера, ни завтра — есть только иллюзия, отражённая в стекле; ложь, придуманная богами. Мы сами не приспособлены к такой истине: наш слабый разум восстаёт против идей, которые не может охватить — именно так нас и контролируют.
Вмиг в фантазиях Алданона предстала прекрасная гордая империя, отринувшая тиранию богов — и что с ней стало? Быть может, и Стена Неверующих появилась в противовес, чтобы покарать смертных за чрезмерное любопытство или недовольство мироустройством. И всё же его волновала возможная перспектива, как далеко могли зайти технологии Иллефарна, если бы империя сохранилась?
Возможно, Алданон всё так же бы считался представителем «низшей расы», не смог бы получить образование или вовсе бы не родился.
— И поэтому вы решили создать собственного бога?
Джерро не удивился вопросу.