— Крепость пока не капитулировала, но брешь пробита, — спокойно ответил Бриан, аккуратно возвращая браслет на дно сундука. Все стало на свои места. А этот талисман Бриан, как влюбленный мальчишка, украл у Ревекки, когда та томилась в Темплстоу. И, честно говоря, повторись все снова, он бы поступил также.
Де Браси хмыкнул, а потом смачно расхохотался, понимая скрытую суть ответа друга:
— Кто бы сомневался!
Бриан только пожал плечами: а разве могло быть иначе?
— И что теперь? — поинтересовался де Браси, когда наконец-то успокоился.
— Глупо трубить об отступлении, если противник бежит. Согласен? — как можно равнодушнее проговорил Бриан.
— Тебе лучше знать, — согласился друг.
========== Часть 8 ==========
Как можно заснуть, если сердце за свою кровиночку не на месте? И именно это сердце подсказало, что Ревекка вернулась. Он взглянул в окно и в рассеивающейся предутренней мгле заметил лебедя, который безо всякого страха приземлился во двор дома ростовщика Давида, брата Исаака. Уверенный, что раз сила дочери при ней, то все плохие предчувствия не сбылись, Исаак спешил к ней. Пока он выскочил во двор, Ревекка успела принять обычный облик. Она была такой отрешенной и грустной, как будто не к близким людям вернулась, а наоборот, навсегда рассталась с кем-то дорогим. Тяжелое предчувствие стало печальной уверенностью — каким-то чудом Ворону все же удалось украсть главное сокровище Исаака.
— Пойдем в дом, Ревекка, — строго велел он, но как только они переступили порог, вся суровость слетела с него как пух одуванчика от порыва ветра. — Бедная моя девочка…
Исаак не дал дочери упасть перед ним на колени, не позволил оправдываться, тем более, первым, что она попыталась спешно сказать, было:
— Прости, отец… Я навлекла позор на наш род. Ты можешь отдать меня на избиение камнями, но я ни о чем не сожалею…
— Глупости говоришь, девочка. Как ты такое могла подумать? Что бы ни произошло, ничто не изменит того, что ты моя дочка, что я не дам тебя обидеть.
— Отец…
Потом они просто сидели в тишине, двое в своем маленьком мире. Рассвет входил в силу, и жечь свечу уже было такой бессмысленной тратой. Но Исаак боялся пошевелиться и спугнуть их хрупкий покой, и только нежно гладил волосы дочери, которая устроила голову у него на коленях, и, казалось, задремала.
Когда свеча догорела, Исаак решился осторожно спросить.
— Дотошный храмовник… Он же не будет теперь для нас проблемой?
— Больше не будет, — чуть слышно сказала Ревекка, еще сильнее зарываясь лицом в его одежды.
У Исаака внутри все похолодело: если эту грань она переступила, то спасти он ее уже не сможет.