- Он не со мной.
- Дар всегда с тобой. Но ты не желаешь видеть.
Свечи затрещали сильнее, затрепетали крыльями бабочек. Кто-то открывал дверь. Медленно, словно находился в ином измерении, где время двигалось иначе.
- Не понимаю, - прошипела я, наклоняясь к незнакомке. - Ты сама велела следить за воспоминаниями. И ни слова о подчинении лабиринта!
- Я не думала, что иллюзионист обрушит самое дурное. Покажет правду о смерти Антона.
- Что ты вообще знаешь об Ант.... о нем?
- Я знаю всё. Давно слежу за тобой, Яна. Издалека. У меня нет права вмешиваться. Направлять. Только наблюдать. Фиксировать.
Болото вновь потянулось липкими щупальцами, чтобы превратить в пленницу трясины.
- Значит, это правда? Литвинов убил его, думая, что...
- Да. Антона и Йоду убили вместо тебя и Жозефины-Симоны. Алексей догадался, но не сказал тебе, не желая ранить. Лабиринту все равно. Хозяин разрешает ему проникать в самые потаенные уголки сознания.
Потолок рухнул. Не тот, что был над головой. Настоящий, со старинной лепниной остался цел и невредим. Но я почувствовала удар. Сполна.
- Устинов знал... Ненавижу!
- Алексей заботится о тебе, Яна. Пусть и не признается самому себе. Он понимал - ты станешь винить себя. Не злись на него. Он сам себе лучший палач.
Я отвернулась, прячась от серых пронизывающих глаз. Не злиться?! Вот уж нет! Ярость клокотала в груди, словно лава в проснувшемся вулкане. Но я поймала боковым зрением дверь. Она открылась шире, в проеме появилась старческая рука с выпуклыми венами.
Таинственная девица тоже заметила надвигающееся вторжение.
- Старик быстрее, чем я думала, - усмехнулась она. - Тебе пора, Яна. Ему ни к чему знать о моем визите. Помни, ты сможешь подчинить лабиринт. Требуй показать нужные воспоминания. Он будет сопротивляться, но ты не робей, добивайся своего.
Я не успела открыть рот. Комната качнулась и погасла, как перегоревшая лампочка. Меня подбросило теннисным мячиком и шлепнуло о покрытый линолеумом пол в очередном коридоре лабиринта. Больно. На живот. Но злость и ненависть не ушли. Наоборот, приумножились.
- Ненавижу! - повторила я, обращаясь к Устинову, который не мог меня слышать.