- И, конечно же, неженаты были, - громко заявила дама, все промолчали. - Блуд! - вынесла она своё суждение. - Потому и умерла молодой, и такой смертью. Блуд наказуем Богами.
Окружающие молчали. Каждый из тех, кто живёт в нашем районе может лишиться жилья в любой момент, так как домики принадлежат мэрии города. Поэтому с представителями власти, даже самыми-самыми маленькими чинами, жители стараются не ссориться.
- Они любили друг друга. Мама Рани не виновата... - попытка Таюшки заступиться за нас с мамой была грубо прервана словами: "А тебе лучше заткнуться, когда взрослые разговаривают! К тому же, я здесь представляю власть!"
Дама стала подцеплять носком сапожка мамины платья и расшвыривать их.
Э того я уже не могла снести и бросилась к ней, пытаясь помешать.
- Вы не можете! Это мамино! - по моим щекам покатились слёзы. Как же так? За что? Мы же ничего плохого ей не сделали.
Она отшвырнула меня и, с довольной улыбкой глядя мне в лицо, стала топтаться по платьям ногами, приговаривая:
- Не могу?! Ах так?! Тебе они не пригодятся!
Тут не выдержал кузнец, подойдя к женщине, он взял её за руку и попытался оттащить. Дама размахнулась, тонкая палочка, просвистев, опустилась на лицо мужчины. Дама распрямила плечи и пригрозила:
- В тюрьму отправлю! Нападение на власть!
Старуха подошла к женщине и, глядя ей прямо в глаза, сказала:
- Зло порвёт тебя. Попомнишь слова древней ведьмы.
Дама побледнела и велела мне садиться в коляску.
Спина болела от постоянных ударов о край скамейки, и ноги затекли от долгого сидения скрючившись. А сверху на колени мне бросили узел. С каждой кочкой, с каждой минутой пути, как мне казалось, он всё больше тяжелел.
Госпожа Ирана, директор приюта, о чём она сказала мне в коляске, заставила меня сесть на пол - "нечего всякой швали лавку шоркать задницей".
Пророчески слова старухи сбывались. Госпожа Ирана кидала на меня ненавидящие взгляды, от них мне хотелось забиться под скамейку, но я лишь могла всё больше и больше сжиматься в комок. Страх, неведомый мне в прежней жизни, заполнял меня.