В тот день жизнь шла своим чередом. Зирбаг любовно начищал тряпкой черепа возле правого сапога Моргота. Резервно-тыловой пехотный полк, который Майрон именовал подчеркнуто официально, а Мелькор брезгливо обзывал «гвардией безруких мудозвонов», отрабатывал на площади удары пиками, с трудом удерживая ровный строй под золотыми очами ненастоящего, но все же Повелителя. Орали командиры и десятники. Охали и ругались солдаты. Щелкали бичи.
Появление Владыки во всем блеске облачений, разумеется, вызвало переполох, и совсем не того порядка, на который можно было бы рассчитывать. Кто-то упал на колени. Кто-то издал вой, который тут же оборвался. Кто-то захныкал от ужаса.
Моргот стоял на верхнем лестничном пролете шаткой деревянной конструкции, перекинув через плечо дивную косу, и наблюдал за солдатами и бытовой суетой на дорогах с непроницаемым выражением лица.
Зирбагу хватило одного беглого взгляда на лицо Повелителя, чтобы понять, что случилась катастрофа. Потому что бесстрастное выражение лица Владыки медленно, но верно расползалось в улыбку.
«Да чтоб я сдох… а-а-а, нет, нет! Сдохнуть я не хочу!»
Зирбаг подавился воздухом, так и замерев с тряпкой в руках с перекошенной мордой.
- И почему я вижу здесь это?
Низкий голос Владыки звучал почти нежно и разносился до каждого уголка огромной пещеры, а Зирбаг ощутил, как на теле встает дыбом от ужаса каждый волос, и даже больше: зад поджался сам собой в готовности бежать подальше, сломя голову.
«Мамка, роди меня обратно! Только б не Его гнев!»
- Сейчас все сделаем, Повелитель, - раболепно заорал Зирбаг прежде, чем айну успел произнести хоть слово. – Простите нас! Мы склоняемся, как грязь под вашими сапогами!
Зирбаг орал очень вдохновенно, большей частью от ужаса, причем орал все подряд, что приходило ему в голову. Пехотинцы за ним сгрудились, потеряли строй и поскуливали от ужаса.
- Что встали?! – заорал Зирбаг, заставив себя перестать смотреть на Владыку. – Унесите это! Не слышали что ли?!
За несколько минут на площади образовалась настоящая свалка. Мелькор наблюдал за орками с каменным лицом, приподняв бровь, и не проронил ни слова.
«Идиоты. Даже избавиться от этого позорища не могут».
Двое самых тупых пехотинцев насадили друг друга на копья, свалились посреди тренировочного плаца, грохнулись в грязь пополам с кровью, и по ним пробежало несколько остальных. Мелькор видел, как орки внизу бросали взгляд в его сторону, натыкались на испепеляющий гневом взгляд, орали что-то на черном наречии и бежали дальше.
«Как-то медленно они шевелятся».
Звякнула кисточка-подвеска на кончике косы. А потом Мелькор произнес подчеркнуто мягким тоном то, что подействовало на орочьё сильнее ударов бича:
- Три минуты. У вас три минуты, ничтожества.
Он прекрасно знал, что тихий ровный голос почему-то действует на орков сильнее любого крика.
Ор, гвалт и бардак достигли пиковых пределов. Солдаты носились, как шлюхи в горящем борделе павших эдайн.
Мелькор состроил скучающе-брезгливую гримасу, когда огромная золотая статуя покосилась на постаменте под хриплые вопли, а затем со звучным гулким звоном рухнула в лужу, попутно придавив еще нескольких орков. Орочья колонна, воя и вопя, схватила статую, перемазанную грязью, кровью и ошметками чьих-то тел, после чего потащила куда-то, виляя по дороге между бараками, как пьяная гусеница, которую заносило то влево, то вправо. Куда они потащили статую и что собирались с ней сделать, осталось вопросом без ответа. Мелькор уже начинал сомневаться, что у солдат вообще хватало ума, чтобы понимать его приказы.
«Тупые животные. Может, им еще по слогам говорить?»
Зирбаг остался перед очами Владыки и потупил глаза в пол. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что лучше бы молчать, и так и вышло, потому что под сводами пещеры раскатисто пронесся голос Повелителя:
- Увижу это здесь еще раз – убью всех, кто будет, а ты будешь подыхать в мучениях за свою глупость отдельно.