Тар-Майрон, облаченный в красно-кирпичный дублет с тусклой бронзой, кивнул.
– Исполню, Machanaz.
Лангон нахмурился, выводя на пергаменте пометку. Как ни отвратительно, но его внимание теперь занимали вовсе не эдикты.
«Дракон, который играет у всех на виду в тронном зале! Какой стыд! Проклятье, да откуда эта лента? Может, вытащил из косы?»
Королевский глашатай бросил короткий взгляд на прическу Мелькора.
«Нет, косы сегодня без них. Так откуда?»
Лаурундо тем временем, прыткий до неприличия, уполз к основанию одной из колонн. Его счастливое похрюкивание и повизгивания слышались даже сквозь голос больдога, что излагал очередную просьбу – на этот раз совершенно абсурдную, о нехватке сил на добычу угля.
На этот раз попытки Лангона сосредоточиться на работе оборвал странный звук, который издал Тар-Майрон: все равно что подавился собственной слюной.
«Да лучше б насмерть – так, чтобы фана скинул, но ты живучий».
Machanaz почему-то бросил на него испепеляющий взгляд: весь оправился, встряхнулся, будто птица, вычистившая перья в пыли, и одним движением накрыл складками пышного плаща правое колено.
«Мне не показалось?!»
На мгновение… нет, это было невозможно!
Лангон мог поклясться собственной должностью, что на считанные секунды увидел полоску обнаженного колена между сапогом и штаниной.
«Быть не может. Из всего возможного дракон украл подвязку?! Подвязку?!»
Он бегло оглянулся на Тар-Майрона, растерянный, но комендант крепости сохранил издевательски невозмутимое и неуловимо глумливое выражение лица.
«И что теперь делать?! Бежать за Лаурундо?!»
Ответом был грянувший в голове голос.
«Сидите на месте! Оба!»
Майрон едва сдержал смех, когда понял, что произошло.
Он с трудом перечислил бы все выходки Лаурундо, которые дракон устроил, на свой лад исследуя мир новорожденным разумом. Мелочи, разумеется, с вылупления нравились блестящие вещи, но подвязка?
«Как неприлично. Ай-яй. Все подданные увидят вышитую чертополохом золотую ленту и голую коленку, на которую не положено смотреть ничьим глазами, кроме вот этих».
Не то чтобы Майрон удивился, когда затея Мелькора таскать с собой дракона на слушания просителей кончилась именно так: напряженной, словно у взбешенного кота, спиной Мелькора, и его же выражением лица, словно он уселся на иголки или кучу слизней.
От необходимости давить смех аж скулы свело от напряжения. Роскошь тронного зала блистала начищенными полами и колоннами. Все майар делали вид, что ничего не происходит. Орки, некоторые из которых впервые видели дракона, неприкрыто пялились. Лаурундо уполз к стене, изрезанной ониксовыми барельефами, где упоенно кувыркался с новой игрушкой, наверняка обильно пускал слюни и похрюкивал от удовольствия. Мелькор улыбался так вежливо, словно собрался откусывать головы.
Единственное, на что оставалось уповать – так это на то, что никто не догадается, какую деталь гардероба сперло драгоценное дитя колдовства.
«Может, и не догадается. Как будто в этой земле хоть кто-то еще носит вышитые золотом подвязки и видел хоть одну такую».
На памяти Майрона еще ни разу процессия жаждущих королевского благоволения не сокращалась настолько быстро, и не было второго такого дня, чтобы Мелькор ответил согласием на такое количество просьб, включая самые нелепые, и подчас даже не имитировал любопытство. Орки выходили ошалевшими от изумления, майар завидовали.
«Хоть что-то не меняется».
Едва Лангон вывел последние буквы последнего замечания на пергаменте, Мелькор раздраженно взмахнул рукой всем оставшимся в зале просителям.
«Даже чернила еще не высохли».
– Пошли прочь! На сегодня закончено.
Как ему показалось, так быстро и опасливо толпа из тронного зала тоже никогда не утекала. Лаурундо, похоже, не обратил на них ни малейшего внимания, по-прежнему занятый подвязкой.
Но едва тяжелые бронзовые двери гулко хлопнули, Майрон наконец-то глубоко вдохнул и дал волю собственному отвратительному смеху, больше всего похожему на шакалий гогот.
Лангон испепеляюще вытаращился. Майа с трудом удержался от желания подмигнуть глашатаю и вызвать тем самым еще больше возмущения.