Наступили странные времена, и я решил довериться ногам.
Это было глупо, они болели от ходьбы, в загривок вцепилась пульсирующая боль. Мне нужно было выпить. Снова. Я никогда не был алкоголиком, но теперь их понял. В моей прошлой жизни алкоголь помогал общаться. Теперь он стал лекарством. Вино у Вороны должно было облегчить мои страдания и ослабить бдительность. Что бы я узнал, если б остался?
Я не был самым умным. Не всегда делал то, что правильно.
Куда, черт возьми, меня занесло?
Я потерялся. Не только метафорически.
Дорожные указатели не значили ничего — я не узнавал ни один. Они изменились или я просто оказался в незнакомом районе? Я не мог ответить на этот вопрос, но был уверен: что-то не так. Может, улица, которую я знал, повернула на запад, а не на восток — и я очутился здесь. Где бы то ни было. Я не видел поблизости ничего примечательного, кроме, разумеется, глаз призраков. Большинство пряталось, но я научился их замечать.
В Сиднее, неважно, насколько было поздно или облачно, никогда не темнело. Жутко представить, что стало бы, реши городские огни погаснуть. Я никогда не представлял Сидней без света. Даже теперь на улицах горели фонари и подсветка от генераторов.
Нет, город никогда не превратится в черную дыру. Поэтому призраки не останутся незамеченными.
Я не знал, чего они хотели от меня, почему не пытались мне навредить. Играли со мной, как кошки? Был ли я для них просто мышонком?
Я пошел назад. Это казалось хорошей идеей: вернуться и найти знакомое место. Но я ничего больше не узнавал. Неважно, какие мысли у меня были, успокоиться я не мог. Не теперь, когда Карен и Тимми потерялись. (Нет, потерялся я, нельзя было забывать.)
Вот бы мне карту. С направлениями. С подсказками. Призраки ничем не помогали. По крайней мере, не занимали меня слишком сильно. Лучше было думать о Карен. Вспоминать, как мы целовались перед сиднейской обсерваторией, в ночь, когда видели... что, комету? Память начинала подводить. Если я не буду осторожен, если не стану вспоминать, превращусь в тень, в одного из них.
Вот чего они ждали. Моя кожа начала сереть. Это они подразумевали под шансом?
Карен. Я помнил, как мы нашли «Гаучо»[16], просто прогуливаясь. Хотели навестить друга, решили пройтись, недооценили расстояние и захотели пообедать. Это было на Бродвее? Я не помнил. Потом мы решили вернуться, но ресторан, к нашему разочарованию, закрылся. Месяц спустя мы были вне себя от радости, найдя новое местечко, совершенно случайно, в Киррибилли.
Карен. Мы гуляли по рыбному рынку на Пирмонт-стрит. Там я встретил своего первого пеликана. Я не знал, что они такие большие. Он просто стоял посреди дороги, в облаке рыбного запаха. Машины его объезжали. После этого Карен взяла меня в Энтранс[17], чтобы показать, как их кормят.
Карен. Глаза заволокло слезами. Неужели это был калейдоскоп воспоминаний перед смертью? Я остановился. Вытер слезы и попытался снова понять, где я.
Тщетно. Черт знает где.
Меня мутит. Я слаб. Связан и, если это важно, лежу на спине. Могу приподнять голову, но она так болит, что после первой попытки сдаюсь. Свет режет глаза, я прищуриваюсь, но быстро понимаю, где я — или, по крайней мере, где меня нет.
Я не под землей. Я думал, призраки утащат меня в свое логово, место куда хуже ямы Иеремии, но я на поверхности. Не в городе. Воздух сырой. Стылый. Всюду деревья. Я слышу какаду. Барабаны.
Не хочу ничего знать.
Вокруг не видно призраков. Путы у меня на запястьях, на лодыжках, на поясе и на шее — они не душат, просто ограничивают движения. Я лежу на ровной поверхности в нескольких дюймах от земли. Слышу, как бежит вода. Водопад? Кто знает.
Место удара болит, но я не могу его увидеть. Надеюсь, они меня ничем не заразили. Ха! Как будто я протяну достаточно долго, чтобы об этом волноваться.
Да, я снова уверен, что попал в ад. Ни серы, ни адского пламени, ни кругов Данте, ничего подобного. Честно говоря, здесь даже мило.
Я гадаю, где мы. В Голубых горах? Возможно. Более того, я думаю, зачем мы здесь. Они могли убить меня. Или, еще хуже, растерзать, как Иезавель. Боже, это было непостижимо. Я пытаюсь выскользнуть из кожаных ремней, удерживающих меня. Хочу сомкнуть пальцы на горле Капитана Страха, выдавить ему глаза. Будь он проклят!
Я связан и беспомощен. Перед глазами плывет, живот крутит. Виски словно сдавил железный обруч, из-за попыток освободиться боль только усилилась. От этих рывков моя голова скоро взорвется.
Я перестаю ерзать, вздыхаю, закрываю глаза и говорю:
— Ладно, я пришел в себя. Что теперь?
Я не знаю, ждать ли ответа, но что еще остается? Приподнимаю голову, наплевав на боль, смотрю на пальцы, просто чтобы убедиться — они посерели.
— Эй!
Я слышу смех — не слишком близко. Барабаны и бренчание струн. Наверное, гитара. Я не знаю, утро это или вечер, но солнечные лучи сочатся сквозь листву, рождая зловещие тени и ослепительные лужицы света. Это похоже на другой мир. Далекий, чуждый, сияющий и ирреальный. На ум приходят австралийские змеи, убийственно ядовитые твари, черные гадюки, медноголовые щитомордники, ползающие по лесам, горам и пескам. Я вижу пауков — воронкового, мышиного, красного и охотника. Ладно, пусть охотники не ядовиты, но они огромны и, как я слышал, жутко кусаются. Хватит с меня боли.
Иногда высокие деревья в лесу полагают, что пришло время сломаться и рухнуть на землю, придавив того, кто под ними. Я абсолютно беззащитен. И все эти ужасы меркнут перед ножами призраков.
Где же они?