Отпустив руку Анны, малышка скользнула внутрь и прижалась к руке отца.
- Как же вы нашли меня? Девочки мои…
Анна всхлипнула. Голос мужа был непривычно тих.
- Вера привела, - она взглянула на дочурку, которая пыталась взять папу за руку.
- Яков, тебе больно?
Штольман покачал головой и растянул губы в улыбке, но Анна видела, что это лишь способ не напугать ее. Она поднесла ладонь к пруту, словно сделанному из кипящего металла. Бесплотная ее ладонь не ощутила преграды. Анна сделала шаг вперед, вошла в тесную клетку и приникла к груди мужа. Не ощущая привычного тепла, Анна подняла взгляд. Лицо Якова даже в призрачном состоянии было напряжено до предела.
Догадавшись, она вздрогнула, а затем сделала пару шагов наружу и тут же вернулась внутрь.
- Ты не можешь выйти?
Улыбка Штольмана стала шире, а жилы на шее стали походить на натянутые веревки.
- Нет. Возвращайтесь, милая, вам здесь не место. А я – убивал.
Яков не стал говорить жене, что убитые им преступники стояли у него перед глазами, насмехаясь и радуясь отмщению. За годы службы в полиции их набралось немного, но всех Штольман помнил отчетливо.
Подручный налетчика, застреленный при попытке к бегству, сейчас презрительно скалился и харкал сквозь выбитый зуб, стараясь выглядеть по-взрослому - его единственного Штольману было жалко. Высокомерно улыбался адепт, поивший Анну кровью и пытавшийся сделать ее королевой сатанистов. Напугавший Анну до полусмерти коммерсант Скороходов издевательски пощелкивал ножницами и оглушительно хохотал: “Не нравится? Буду раздевать ее перед тобой вновь и вновь! Наслаждайся!”
- Ясь, - ласково произнесла Анна, отвлекая Якова от его мучителей.
- Не смотри туда.
Она погладила мужа по щеке и заметила, как линия рта его чуть расслабилась.
- И тебе здесь не место. Ты же совершал все это по долгу службы! Ты должен был! Ведь так?
Верочка опять заплакала.
- Папа! Здесь плохо! Пойдем домой!
- Ягодка, иди с мамой, - Штольман невесомо поцеловал дочь в затылок, прикоснулся губами к распущенным волосам жены.
Он сжал кулаки, чтобы не закричать от пронизывающей бесплотное тело боли, хотя и знал, что это не поможет. Несколько минут, прошедшие с его заточения в эту клетку, показались ему вечностью, и он уже перестал надеяться на чудо.
- Ступайте, ангелы мои, я люблю вас. Анечка, ты сможешь вернуться? Там Дюк?
Анна не ответила. Она все еще слышала стук своего сердца и полагала, что сможет найти его. Но не это было сейчас главным.
- Ясь… - она провела полупрозрачным пальцем по его губам.
- Ясь, не приказывай мне, я ни за что не оставлю тебя здесь. Пожалуйста, попроси прощения.
- У тебя? Прости, счастье мое. Похоже, я здесь навсегда.
- Не говори так! - голос Анны дрогнул. - Не у меня, за тех, кого ты…
- За что, милая? За то, что уничтожил тех, кто убивал невинных? Собирался насиловать тебя?
Он отступил на шаг.
- Я не могу этого сделать. Даже если я произнесу какие-то слова, это будет неискренне. Ты прости меня, милая.
Спина его коснулась решетки. Яков зашипел от боли и тут же отвернулся.
- Уходите.
Её гордый Штольман. Не желающий раскаиваться за содеянное. Верящий в справедливость и воздаяние при жизни. Анна давно знала, что муж её на службе не фиалки выращивает, что насилие и смерть сопровождают его с юности. А еще она твердо знала, что Яков – хороший человек и не заслуживает адовых мук.
Она прошептала: - Скажи мне их имена.
- Убитых?
Она кивнула.
- Тимофей Быков, - имя первого застреленного бандита навсегда врезалось в память Штольмана.
- Он уже уходил из банка и воткнул нож в бок охранника, когда мы появились. Он не успел совсем чуть-чуть. Разве мне надо было позволить ему?
- Еще.
Яков обвел взглядом столпившихся за решеткой призрачных преступников, видимых только ему.