Ваше сиятельство, мне сложно вспоминать о следующих мгновениях моей жизни без дрожи в голосе, и я надеюсь на ваше участие к разбереженным мрачным воспоминанием нервам.
Не успел предсмертный вопль искалеченного аборигена заполнить всю бескрайнюю округу, как под палящим солнцем, возникло неведомое, что прежде ни мне, ни кому-либо из местных не приходилось видеть и я очень надеюсь, что более никто и никогда не увидит. Из бездонной черной пасти храмового лаза, одним мгновением возникло два огромных черных как самая беспросветная Петербургская ночь копья, тотчас вонзившиеся в изможденное тело истошно вопящего бедуина. Не думаю, что это было милосердие, проявленное тварью возникшей на пороге нашего мира следующей секундой, ведь в следующий миг огромное скорпионье жало, вонзилось в спину ближайшего убегающего аборигена буквально раскроив его тело на двое.
Скорость, с которой черное нечто, следующие мгновения металось от одной кучки обезумевших аборигенов, в спешке и неразберихе не противопоставлявшей всесильному злу буквально ничего, к другой не дозволяло мне распознать, что это за тварь, точными движениям огромных копий, на которых к слову оно передвигалось, разрывало плоть сильных персидских мужчин. Ощущая, как по мере приближения неизвестного монстра леденящая рука смерти все сильнее стискивается на моей шее, грозясь уже в следующую секунду разорвать мое тело на куски я в предсмертном ужасе лишь вскинул руки перед собой, ожидая окончания своих дней. Но внезапно, оглушительный скрежет, исторгаемый чудовищем, стих, оставив летать над разоренным лагерем только обреченные стоны покалеченных персов.
Переполняемый первобытным ужасом от увиденного и тошнотворным запахом, окатившим меня мгновением назад, я не смел открыть глаз. Я знал, что за пределами моей собственной внутренней обороны, воздвигнутой туго зажмуренными глазами, меня поджидает ужас. Мне казалось, что промедление перед расправой надо мной связано лишь с чудовищной игрой, затеянной древнейшим злом, пробужденным моим отцом. Внезапно раскалённой иглой, в мой охваченный истерикой мозг вонзилась мысль об отце, отправившемся в этот ужасный храм. Зная, что дни мои сочтены и ограничены линией сегодняшнего календаря, я все же не хотел умирать, не взглянув в глаза твари, что расправилась с моим отцом.
Распахнув дрожащие веки, я навсегда лишил себя спокойного сна и психического здравия. Супротив меня, в каком-то шаге высилась огромная черная фигура, наконец дозволившая мне разглядеть себя. Огромный скорпион, чья невероятная клешня, несомненно способная одним рывком разорвать скакуна на двое, высился над мое головой. Чудовищная фигура древнего монстра зависла надо мной в изготовке к очередному удару.
Мне бы броситься тогда на утек, попытаться спастись, тем самым спровоцировав эту тварь на атаку. Уверен, моя жизнь тогда бы и закончилась, что, впрочем, несомненно было бы более гуманно по отношению ко мне. Но я не убегал и не пятился.
Взирая на отвратительные черные чешуйки скорпиона, я внезапно понял, какую участь уготовили для моего отца древние боги. Водруженное туловище Льва Фёдоровича, всецело отсутствовало ниже пояса и немыслимым для меня образом оказалось замененным на огромную тушу мифического скорпиона, ныне порывавшегося разорвать меня в клочья. Стоящая предо мною тварь не была убийцей моего отца, это и был мой отец, обуянный чудовищной магией древних персидских шаманов.
И если ваше сиятельство, вы считаете, что я уже рассказал, самое ужасное из своей истории, то спешу вас обнадежить, ведь следующий абзац этого анекдота навсегда отобьет у вас желание ко сну.