Свечи погасли. Проскрипела на ржавых петлях, открываясь, дверь в спальню.
И уже другой голосок, тонкий, детский, прозвенел серьёзно:
— Ба Беа, ты не видела котика?
***
Честно говоря, ночные гости Карле были страсть как интересны. Минут с десять она караулила под дверью, прижимаясь к древесине ухом, но, так ничего не услышав и порядком подустав, вернулась с куколкой на кровать.
Дождь за закрытыми ставнями шумел так уютно, а тьма была такой мягкой, что Карла и не заметила, как её сморил сон.
Вещи ей снились чудесные: к ним-де, пожаловала испанская принцесса, ещё более красивая, чем богатая тётушка Лючия, что иногда приходила к ним за приворотом. Но принцессе не приворот был нужен: за нею гнался дракон! Дракон был огромный, страшно сильный, да ещё и молниям плевался! Принцесса, прознав о славе бабы Беа, решила, будто она великая ведьма, и просила помощи, но так как ба Беа не ведьма, святая, а святые с драконами почти не бьются — дракон поднял их домик и бросил их прямо в Адриатику, где было много-много ярких рыб и даже эти… как их?.. склизкие, с щуплами!
Проснулась Карла от мерзких запахов и какой-то странной, давящей тишины.
Бабы Беа в комнате не было, но Карла отчётливо слышала за стеной её шаги, потому не беспокоилась. Единственная свеча прогорела, из-за ставен бледной полосой падал свет, и страшно захотелось посмотреть, как там сейчас, на улице. И на улице оказалась красиво и мокро.
Дождь почти перестал, а последние серебристые капли казались не водой, а сочащимся с небес лунным светом. Карла забралась на подоконник и выставила на улицу сложенные неровной чашей ладони. Задрала голову. Тяжёлая капля, разбившись, намочила нос.
Всё-таки вода. Не интересно.
Карла, мигом вспомнив, что она уже большая, принялась строго сводить брови и внимательно осматривать их небольшое хозяйство: старый сад с олеандрами и магнолиями, некоторые из которых утыкались толстыми кривыми ветками прямо в стены, небольшой курятник, огороженный сарай, где ютилась парочка серых свинок…
Когда очередь дошла до изгороди, Карла сбросила с себя взрослую мину и даже чуть подпрыгнула на месте: там расположился красивейший чёрный кот.
Большой, стройный, гибкий, он не прятался от последних капель дождя, наоборот: лениво потягивался, довольно щурился и подставлял тому изящную спинку. Кот не был ни жалким, ни грязным, и даже мокрым не был, как любой другой уличный кот в непогоду — тяжёлые капли не портили гладкую блестящую шерсть, а, собираясь в проворные серебристые змейки, бежали прочь. И глаза котяра имел тоже серебристые, большие, внимательные.
«Не как рыжая. Рыжая — старая, толстая… и глупая какая! Пугается то и дело, пачкает всё и играть не хочет. Этот хороший. И мягкий, наверное», — справедливо решила Карла, вновь высовывая голову.
— Поди ко мне, хороший. Поди ко мне! Мичу-мичу-мичу! — залепетала она, протягивая ладонь.
Кот горделиво прошёлся по изгороди, в изящном прыжке перебрался на толстую ветку магнолии, одну из тех, что подобрались прямо к стенам, и замер. Карла тянулась изо всех сил, ещё чуть-чуть, и кажется, она бы вовсе выпала из окна и приземлилась в грязь, но до гладкой кошачьей морды всё равно оставалось где-то с пол-ладони.
Кот же даже не двигался. Сидел, склонив набок хорошенькую голову, и глядел на Карлу пристально волшебными серебристыми глазищами.
«Будто разрешения войти просит, — восхищённо подумала Карла. — А рыжая не просит. Рыжая просто — прыг! — и всё пачкает».
— Хороший! Лапки чистые, и глазки умные… — приговаривала она ласково. — Проходи, котик. Мичу-мичу-мичу!
Кот, раскатисто мурча, приземлился на подоконник. И Карла обрадовалась было, но тот лишь благодарно потёрся шелковистым лбом о детскую ладонь и растворился во мраке комнаты прежде, чем она успела его поймать. Лишь тень какого-то отстранённого, неживого тепла осталась на ладони.
Карла быстро сообразила, что без света кота не найдёт, да и свечу найти не сможет, потому спрыгнула на пол и поспешила просить помощи бабы Беа.
Но в комнате творилось странное. Ба Беа помочь больше не могла: царапая горло, истошно вопя, исторгая кровавую пену, она корчилась на полу, а к ней из свечного круга тянуло алые щупла пролитое из серебряной чаши вино.