— Зачем надо было так поступать? — риторически спросил он, не ожидая от меня ответа.
Не понимая, что он имел в виду, я покачал головой.
— Что тут произошло? — мой голос хрипел, а губы еле шевелились. Я всё ещё не оправился от удара.
— Заткнись, чудовище! Ты ещё смеешь говорить после этого, — в моих глазах он увидел недоумение. — Не прикидывайся невинной овечкой! Я нашёл тебя тут, лежащего в крови с ножом в руках.
— Я не мог этого сделать, ведь… — тут я ничего не мог сказать. Память предала меня, будто стерев несколько часов прошлого.
— Что, нечего сказать? — издевательски протянул стражник, всё больше убеждаясь, что я обманываю его.
— Я не помню… — затупил на месте, уставившись в одну точку.
— Что ты там бубнишь?
— Я не помню последние несколько часов, будто кто-то стёр мне память! — со страхом в голосе сообщил я своему собеседнику, сжавшись от его яростного взгляда.
— Хватит мне врать! Я не собираюсь слушать твой бред. Эл, Юрий, забирайте его и тащите в яму», пусть пока побудет там. Я здесь разберусь. Никому не говорите. Держите всё это в строжайшем секрете, потому что, если народ прознает об этом, начнётся массовый самосуд. Мы знаем, чем всё это заканчивается… — отвернувшись, он произнёс последние слова уже себе под нос. — Травнику это не понравится.
Подчинившись его приказу, двое грозных парней подхватили меня за руки и понесли в неизвестную сторону.
Один из конвоиров всунул мне в рот кляп и завязал глаза. Сконцентрировавшись на своих ощущениях, я попытался определить дорогу, по которой меня ведут. Прислушавшись, я понял, что мы отдаляемся от деревни. Шаги стали мягче, будто мы сошли с натоптанной тропы. Послышался шелест травы. Её запах подтвердил мои мысли, когда я уловил острый аромат гвоздокогтя и шалфина. Эти растения встречаются лишь в лесах и на побережьях больших водоёмов. Из всей полученной мною информации я мог сделать вывод: меня вытащили из деревни и ведут куда-то подальше от неё.
Дальнейший путь я решил пропустить, не видя смысла собирать данные дальше. Я слышал лишь звук ломающих ветокок и шелест приминающейся травы. Запахи тоже не давали ясности картины. Отрешившись от мира, я погрузился в свои мысли.
Как такое могло случиться? Почему я не помню, что делал несколько часов назад, ведь я точно знаю, что был у особняка и заглядывал в окно? Тогда почему, как только я пытаюсь вспомнить, что произошло в том доме, натыкаюсь на барьер, который не хочет меня впускать? Каждый раз в попытках пробиться через преграду у меня лишь сильнее болит голова, из-за чего приходилось делать перерывы перед каждой попыткой, но у меня так ничего и не получилось. Я лишь заработал очередную мигрень, которая скоро такими темпами станет хронической.
Примерно через десять минут пути мы достигли цели. Помню лишь скрип двери, мы точно куда-то спускались. Затем что-то скрипнула ещё раз, и меня швырнули на ледяной каменный пол. Никто из прихвостней Кристиана не удосужился снять с меня повязку и вынуть кляп.
— Пускай помучается в неведении, — сообщил один из них своему напарнику, закрывая за собой тяжёлую дверь, об этом говорили глухой стук и скрежет ключа в замке.