— Пошли.
— Мой чемодан, — напомнил я.
— Пусть побудет пока в багажнике. Заберем позже. Так он не попадется Эллиоту на глаза.
— Хорошо.
Я вдруг задался вопросом, зачем мне вообще нужен был этот чемодан. Если все, что здесь нужно сделать — шлепнуть парня, появляющегося в полночь, почему бы мне, по завершении дела, просто не поехать домой?
Может быть, Кэт просто не хочет оставаться одна в эту ночь.
Может, она планирует вознаградить меня потом.
Какими бы ее пожелания ни были — я их выполню. Все, что угодно. Лишь бы быть с ней.
Мы пошли по бетонной дорожке, ведущей от проезжей части через лужайку к крыльцу. Медового цвета лампочка светилась над дверью. Кэт взбежала по лестнице вперед меня, чтобы открыть первую дверь. Я последовал за ней и помог ей разобраться со второй дверью, придерживая первую.
Вошли мы бок о бок.
Первая дверь, похоже, была из цельного дуба. Закрыв ее, Кэт задвинула тяжелый засов.
Я огляделся. Пол фойе, в котором мы очутились, был деревянный. Над нашими головами висела массивная люстра. Перед нами на второй этаж взбегала лестница. Узкий коридор, слева от лестницы, протянулся к задней части дома. По обе стороны от нас были дверные проемы, но свет в комнатах, к которым они вели, не горел. Единственным источником освещения служила люстра, чей свет явно поубавили через реостат: лампочки источали не многим больше света, чем обычные свечи.
Дом казался очень тихим.
— Есть шанс, что он может быть уже здесь? — тихо осведомился я.
— Никаких. — Кэт криво усмехнулась. — И нечего говорить шепотом.
— Тут такая темень.
— Пошли наверх.
Она повела меня. Я держался на несколько ступенек ниже. В итоге мои глаза и ее филейная часть оказывались все время на одном уровне.
— У тебя должна быть свеча, — сказал я. — Чтоб совсем уж как в этих викторианских россказнях о нечистой силе в старых домах.
— Голос у тебя нервный.
— Вообще-то, я нервничаю.
— Все будет хорошо, — сказала она.
— Будет, только если Эллиот — плод твоего воображения.
— Тебе-то это облегчит участь, а мне — нет. Потому что тогда выйдет, что меня нужно упечь в дурку. Но я не чокнутая, — заверила она меня.
Едва мы достигли конца лестницы, я подметил, что с левой стороны лестничный пролет не огорожен. Моя голова поднялась выше уровня пола, и я бросил взгляд через частокол деревянных стоек перил. Откуда-то лился тусклый свет. Я с трудом углядел полосу коврового покрытия и несколько темнеющих дверных проемов. Повернув голову, я обнаружил, что свет шел из комнаты в передней части дома. Дверь туда была распахнута настежь, позволяя свечению вытекать в коридор.
Кэт оказалась наверху. Положив руку на деревянные перила, она бросила взгляд через плечо на меня.
— У тебя светобоязнь? — спросил я.
— Я готовилась ко сну.
Готовила себя к Эллиоту.
Когда она подошла к двери в комнату, свет изнутри пал на ее ночную рубашку, сделав шелк полупрозрачным. Мне были видны ее ноги — целиком, до самого верха. И когда она повернулась, перед тем, как войти в комнату, контур ее правой груди превосходно вычертился сквозь тонкую ткань.
Я прошел следом.
Одинокая лампа горела рядом с двуспальной кроватью Кэт, застеленной и готовой принять свою хозяйку.
Простыни были черные, блестящие.
Черные незажженные свечи стояли на тумбочках по обеим сторонам от изголовья.
— Он любит черный, — пояснила Кэт.
— Да я уж вижу. Хэллоуин в июле. Удивительно, что он мирится с твоей голубой ночной рубашкой.
— Я не ношу ее, когда он здесь. — Сказала она это таким тоном, что я сразу почувствовал себя паршиво.
Расспрашивать подробнее я не решился.
Наши взгляды синхронно легли на электронные часы в изголовье кровати.
23:23.
Мы посмотрели друг на друга.
В ее глазах билась тревога.
В моих, возможно, было что-то и похуже.
Через тридцать семь минут кто-то незнакомый и страшный должен появиться здесь. Незнакомый, по крайней мере, мне. И я должен был убить его.
Верилось с трудом.
Все события этой ночи, начиная с нежданно объявившейся у моей двери Кэт и заканчивая моим приездом сюда, были какими-то фантастическими. Напоминали фрагмент сна.
Я нужен ей для убийства вампира?