— Вполне вероятно… Там что-то еще, — он занес лампу чуть дальше над столом, и они оба замерли в немом потрясении – россыпь человеческих зубов.
— Вы чувствуете это? – вполголоса спросила Анна, и Штольман посмотрел на нее в ожидании пояснения. – Могильный холод, — добавила она, не отрывая взгляда от останков челюсти какого-то несчастного.
— Будет вам, Анна Викторовна, — следователь облизал пересохшие губы, — просто старый заброшенный дом. Полы отсырели, дерево стонет при каждом шаге, а из расщелин веет сыростью.
Едва он договорил, как из глубины комнат раздался протяжный страдальческий стон замученного до полусмерти человека.
— Пол стонет, говорите? – тяжело дыша, Анна настороженно всматривалась в темноту за порогом столовой. Штольман промолчал, не зная, что думать. И в наступившей тишине отчетливо послышался леденящий душу шепот: «Анна…»
Яков Платонович перевел взгляд на свою спутницу – на ней лица не было: бледная как смерть, глаза перепуганные. Мужчина нахмурился и решительно стиснул зубы. По возможности бесшумно, он опустил трость на стол, протянул фонарь Анне и залез рукой за пазуху, извлекая из кармана свой вороненный «бульдог». Взяв револьвер в правую руку и выставив перед собой, он крепко обхватил другой рукой ладонь Анны и потянул ее за собой. — Надо выбираться отсюда.
Осторожно ступая, они подошли к дальнему дверному проему, в нем даже сохранилась дверь, и Штольман аккуратно повернул ручку. Та легко поддалась, и дверь медленно с натужным скрипом отворилась. Комната, в прошлом служившая уютной гостиной, теперь, как и всё в этом доме, выглядела пустой и безжизненной. Пугающей своей мрачной тишиной. Вдруг внимание следователя привлек портрет над камином.
— Анна Викторовна, посветите здесь, — попросил Штольман свою спутницу, в нерешительности застывшую посреди заманивающей их в свои коварные сети комнаты. Госпожа Миронова подошла ближе, подняла руку с фонарем вверх и ахнула, от испуга отпрянув назад. На стене висел ее портрет, жутко искажая лицо, будто полотно начало таять, как мороженое в жаркий день, и поплыло, закручиваясь в устрашающие спирали. Внизу картины, словно на руках у Анны, распяли мертвого ворона. Кровь все еще стекала с обезглавленного трупа птицы, образуя бордовую лужицу на каминной полке. Штольман провел пальцем по полотну, пробуя краску.
— Написана не так давно, — сделал он вывод, подошел к побледневшей и напуганной спутнице и осторожно придержал ее за плечи. – Анна Викторовна, вспомните, не случалось ли у вас за последние пару месяцев странных знакомств. – Следователю не нравилось, какой оборот принимало это дело. Неужели таинственный гипнотизер сделал свой первый шаг.
— Что? Единственное знакомство, случившееся со мной за последнее время, это встреча с нашим соседом, господином Клюевым. А главная странность всего Затонска – это ваше возвращение, Яков Платонович. Почему вы спрашиваете?
— Боюсь, я… мало, что могу вам сейчас рассказать, — неуверенно ответил следователь, уже предполагая неприятную реакцию со стороны собеседницы. Хмыкнув, она резко сбросила с себя его руки и отошла в сторону.
— Впрочем, чему я удивляюсь? Все, как обычно, — зло усмехнулась она.
— Я понимаю, вы сердитесь на меня, но… — он замолчал, догадываясь, как прозвучат его слова, но не мог не предостеречь ее, — я бы на вашем месте не стал столь скоро доверять господину Клюеву.
— К счастью, вы не на моем месте. Я считаю Андрея Петровича весьма интересным и благородным человеком. Как, впрочем, и Полину!
— Что? Какую Полину?
— Ту самую, Яков Платонович. Из книжного магазина. – Она смотрела на него так выразительно, с осуждением и плохо скрываемой обидой в глазах, что и без слов становилось ясно, она в курсе его знакомства с госпожой Аникеевой.
— Кто вам сказал?
— Вы! Только что! – с гневной насмешкой воскликнула Анна и, кинув на него осуждающий взгляд, будто уличая его в гнусном предательстве, порывисто отвернулась, переводя дыхание и часто моргая, изо всех сил приказывая слезам остановиться.