В темноте Штольман мог видеть лишь ее подрагивающий силуэт и слышать неровное дыхание вперемешку со всхлипами.
— Ну, полноте вам, Анна Викторовна, — стараясь успокоить, он осторожно взял ее за локотки.
— Разве вам не страшно? – по ее голосу он понял, что она смотрит на него снизу вверх.
— Ну, что же вы, — мягко пожурил он, стараясь придать голосу оптимизма, хотя сам тяжело дышал, и во всей его позе чувствовалось напряжение, настороженность. – Уж вам ли не знать, с вашим-то опытом общения с потусторонним миром. Не взаправду все это. Играет с нами кто-то.
Штольман почувствовал, как она скользнула ладонями вдоль лацканов его пиджака, теснее прижимаясь к нему. Он сместил одну руку ей на спину, желая своим крепким объятием подарить ей покой.
— Все страхи уйдут при свете дня, — старался заверить он ее. — А от всего остального я сумею вас защитить. Даже ценой свой жизни.
— Не надо, — она снова подняла на него взгляд. – Я не переживу еще одной твоей смерти.
— Аня… — прошептал он, нежно касаясь ладонью ее щеки. Судорожно вздохнув, она прижалась другой щекой к его гладко выбритой скуле.
— Я так скучала, — шептала она в ответ, обдавая жарким дыханием его кожу под ухом.
— Прости меня. – Он не прекращал ласкать ее щеку. – Будь моя воля, я бы ни за что не покинул тебя той ночью. Я готов до конца жизни просить прощение, лишь бы иметь возможность быть рядом с тобой.
— Ты же знаешь, любящая женщина не может не простить, — она отстранилась и снова посмотрела ему в лицо.
— И все же решила помучить, — усмехнулся он. – Согласен. Заслужил. – Глаза привыкли к темноте, и теперь он видел перед собой ее лицо, чувствовал ее дыхание на своих губах. – Я готов снести гораздо больше, если в итоге ко мне вернется страстная, жизнерадостная… моя Анна.
Ее учащенное дыхание, ее аромат, ее близость сводили его с ума, и даже его железная выдержка дала слабину. Склонив голову, он прикоснулся к ее губам, и она тут же ответила на поцелуй, обхватив руками за шею и жадно притягивая к себе. И словно рухнули все преграды, словно не было этих пяти лет. Словно только вчера он оставил ее в их теплой постели. Память сумела все сохранить: это были те самые руки, те самые губы, те самые ласки, мысли о которых согревали его в сырых подвалах казематов. И это было наяву, а не в очередном лихорадочном бреду. Он крепче стиснул ее в своих объятиях.
«Яков Платоныч! Яков Платоныч!» доносилось с улицы. Штольман оторвался от желанных губ и отдышавшись произнес:
— Аня, я не сразу смогу все устроить между нами. Это дело из Петербурга все еще довлеет надо мной. Но я хочу, чтобы ты знала и никогда не забывала, что ты – единственная женщина в моей жизни, с той самой ночи и до конца моих дней. – Затем он шагнул в сторону и забарабанил кулаком по оконным доскам. – Коробейников! Сюда!
Прикрывая глаза рукой и щурясь с непривычки, Штольман выглянул в только что вскрытое городовыми окно: на улице было по-прежнему пасмурно, но яркий дневной свет все же больно бил по глазам.
— Что за чертовщина? Который сейчас час?
— Почти десять, — ответил Антон Андреевич, — всю ночь вас искали по всей округе. Да еще Анна Викторовна пропала. Виктор Иванович чуть весь участок не разнес.