Штольман поймал ее взгляд – серьезный и решительный – и промолчал, ему нечего было возразить. Эта радость встречи застала его врасплох, он не сумел обуздать охвативший его восторг, все эти улыбки вырвались против воли. Но Анна Викторовна была права: он будет вынужден пресечь ее попытки к сближению, потому что связан обязательствами по службе. И до тех пор, пока не распутается весь этот шпионский клубок, он не позволит себе втянуть во все это Анну и подвергнуть ее смертельной опасности.
— Я просто хотела узнать, — поспешила она сменить неловкую тему, — вы только не смейтесь. У меня было очень странное видение.
— А разве когда-то было иначе? – усмехнулся Штольман, но его проникновенный взгляд красноречиво благодарил ее за понимание.
— Такого еще ни разу не было. Ко мне явился дух женщины. Ну, то есть я уверена, что это была женщина… Но странность в том, что у нее была борода.
— Все же удивительно, как быстро здесь разносятся новости, — прокомментировал сыщик и оглянулся по сторонам, почти ожидая увидеть мальчишку, размахивающего газетой с новостью об убийстве на первой полосе.
— Вам что-то известно? – воодушевилась Анна.
— По долгу службы, — Штольман смотрел в ее большие голубые глаза, взирающие на него так по-детски наивно и просительно, что у него не было шансов. Тяжело вздохнув в знак неизбежной и безоговорочной капитуляции, он продолжил: — Бородатая женщина приехала с цирком. Сегодня утром на лугу обнаружили ее труп.
— Яков Платоныч, а у нее что, в самом деле, борода? Настоящая?
— Настолько настоящая, что повергла Коробейникова в полнейший ступор, — усмехнулся Штольман.
— Знаете, когда она ко мне явилась, она почему-то рвала на себе эту самую бороду.
— Был я сегодня у циркачей на их стоянке, в их вагончиках… Думается мне, поживешь так годок-другой и не только на бороде начнешь волосы рвать.
— Вы вот шутите, Яков Платоныч, а я уверена, что… сей элемент внешности играет, если не первоочередную, то весьма важную роль в этом деле.
— Так у вас уже и дело есть, — покачал он головой. – А что же вы дух жертвы не расспросите? Пусть уж скажет, кто ее убил, и мы хоть раз закроем дело в рекордные пять минут.
— Не говорит она, — огорченно вздохнула Анна, — ну, то есть пытается, но не может – захлебывается. Сдается мне, утопили ее. А кстати, как она умерла?
— Вы что, беседовали с доктором Милцем? – нахмурился Штольман, его не радовало, что эксперт так легкомысленно разглашает важные подробности преступления.
— Нет, не успела. Вас встретила, как раз по дороге к нему, — честно ответила девушка, не понимая причины вопроса.
— Анна Викторовна, догадываюсь, что это бесполезно, но все же очень вас прошу – оставьте ваше частное расследование. Это убийство, и убийца по-прежнему на свободе. Он может быть чрезвычайно опасен.
— Опять вы за свое, Яков Платоныч. Я всего-навсего хотела помочь вам. В вашем расследовании.
— Что ж, в таком случае, приму к сведению.
— Вы только и делаете, что принимаете к сведению, — она обиженно сдернула руку с его локтя и остановилась. – Неужели вам так претит хоть раз поверить мне, для разнообразия прислушаться и отнестись ко мне всерьез?
Штольман посмотрел на нее растерянно, в замешательстве раскрыв рот: он мог лишь догадываться – шла ли речь по-прежнему про ее спиритические способности или это был завуалированный упрек иного толка.
— Простите, Анна Викторовна, я не хотел вас обидеть. – Он видел, как она вздохнула, и ее черты смягчились – она не держит на него зла, просто не спешит это афишировать. – Предлагаю продолжить нашу прогулку в другой день. Сейчас у меня и правда много дел. Еще пару десятков циркачей допросить надо.
— Вы сейчас в цирк? – голос выдавал ее воодушевление.