Коробейников с парой городовых были уже на месте.
— Яков Платоныч, я взял на себя смелость отстегнуть и снять тело. Но вот взгляните, — он указал на деревянный щит, — я предварительно обвел его по контуру мелом. Ну, чтобы… иметь представление…
— Весьма находчиво, Антон Андреич. Какие соображения?
Штольман, расстегнув парадный фрак, внимательно осмотрел место происшествия: он хмурился, в задумчивости морщил лоб, присел на корточки, заприметив что-то на полу. Коробейников следил за ним с восхищением и потаенной завистью – он уже полчаса торчал здесь, а соображений ноль, ну, кроме очевидного, конечно.
— Думаю, это роковая случайность. Митяй этот, метатель который, не имел никакого злого умысла. Не было у него мотива, — памятуя о недавнем выговоре начальника, Антон Андреевич старательно показывал, что руководствуется не только «лирикой», но и профессиональными наблюдениями и изысканиями. — Видели бы вы, как он убивался, когда понял, что натворил. Чуть руки на себя не наложил.
— А сейчас где он?
— В фургоне своем, под присмотром городового.
— Хорошо. Думаю, вы правы, Антон Андреич – он не собирался ее убивать. И тем не менее, это убийство.
— То есть как?
— Скажите, что вы видите? — Штольман кивком головы указал на деревянный щит, а сам подошел к старым дровням и, приподняв простыню, осмотрел тело.
— Ну… отметины от ножа? — предположил Коробейников, оглядываясь на наставника.
— И?
— И… они находятся довольно близко к контуру тела. Вот здесь даже пара капель крови имеется.
— Да, а у жертвы как раз свежий порез на левом предплечье.
— Что же, Митяй намеренно рисковал? Хотел пощекотать нервы публике?
— Вряд ли, если судить по контурам головы.
Коробейников вновь обернулся к щиту, присмотрелся и рот раскрыл от удивления – как же это он раньше не заметил? Прежние отметины от ножа располагались внутри контура. Получалось, либо Митяй и раньше бил прямиком ей в лоб, либо…
— Сегодня она была выше обычного, — осенило Антона Андреевича.
— Всё указывает именно на это. Обратите внимание на кучность отметин, — Штольман подошел к щиту и провел пальцем вдоль сколов на деревянной поверхности. — Нож каждый раз впивался практически в одно и то же место. Трюк с завязыванием глаз лишь профанация для усиления драматизма. Метатель целится не глазами, а мышцами. Ежедневные многочасовые тренировки доводят все действия до автоматизма. Важна каждая деталь: поза, расстояние, сами ножи – их размер и вес. Делая бросок, он ориентируется на мышечную память. Мельчайшее изменение даже одного из параметров, — Штольман перевел взгляд на труп, — может привести к трагедии.
— Так что же… она сама виновата?
— Сомневаюсь, Антон Андреич. – Следователь вновь подошел к дровням и откинул край простыни со ступней. – Вот что: изымите ее туфли, как улику. И распорядитесь, чтобы тело отправили доктору Милцу.
Штольман вышел из шатра на задний двор, на стоянку с фургонами, освещенную по периметру зажжёнными факелами и несколькими кострами в центре. Он не думал, что Митяй намеренно убил свою помощницу – глупо совершать преступление на глазах десятков свидетелей – но по процедуре обязан был допросить его. Однако едва он шагнул на поляну, его стала обступать толпа любопытствующих.
— Господин Штольман, — запыхавшийся и раскрасневшийся от волнения Прохор Кузьмич выбежал вперед. – Не арестовывайте Митяя. Не виноват он. Ну, не думаете же вы, что он нарочно. Господин Штольман, не могу я потерять троих артистов за день. Мы так по миру пойдем.
— Вы не переживайте, мы во всем разберемся. Но пока я вынужден задержать его до выяснения обстоятельств.