На улице в пролетке помимо кучера ждал еще один цыган. Он хитро улыбнулся сыщику и протянул черную повязку.
— Глаза завяжите, Вашбродь.
— Это что шутка? — Яков Платонович обернулся на Захара. Тот лишь пожал плечами:
— Либо так, либо никак.
— Ты ж сказал, Косанский сам хочет меня видеть.
— Ну, мы можем и силу применить…
Штольман поудобнее перехватил трость, стараясь удерживать в поле зрения обоих молодчиков. Быстро распознав его настрой, Захар примирительно поднял руки.
— Пожалуйста, господин следователь, наденьте повязку и поедем уже.
— Вот уж, действительно, цирк, — сдался Яков Платонович и, сев в пролетку, позволил завязать ему глаза. Ситуация все больше повторяла дело Гроховского. Он отдавался на волю малоприятных и подозрительных личностей, окунался в чужую неизведанную среду, без какой-либо поддержки и помощи за спиной. Наполняясь тревогой, в ожидании потенциальных опасностей и возможного позора, в случае если цыгане его проведут, он тем не менее с готовностью шел на риск. Цель оправдывала всё.
Они тряслись в пролетке уже больше получаса, и у Штольмана даже закралась мысль, что его в итоге подвезут к гостинице и снова посмеются над тем, как пытались его запугать, катая кругами. Он бы уже, наверное, не удивился. Однако вскоре голоса людей и звуки улицы умолкли. На смену им пришли задорное щебетание птиц и благоухающие запахи лиственного леса. Еще четверть часа спустя повозка остановилась. Следователю позволили снять повязку, и его взгляд тут же наткнулся на деревянный забор, с выведенной на нем белой краской цифрой «10». Захар отворил калитку, пропуская гостя вперед.
Штольман шагнул и осмотрелся. Во дворе было еще трое рослых цыган. Один возился с чем-то у сарая, двое других курили, сидя на скамейке в тени раскидистой яблони. Захар повел сыщика в дом. Внутри Яков Платонович живо огляделся, подмечая любые мелочи, вроде расположения комнат, окон и дверей, подсчитывая общее количество представителей этой шайки, при этом головой старался не вертеть, шагал размеренно, вид сохранял спокойный, уверенный, а сдвинутые брови казались признаком раздражения, нежели внутреннего беспокойства. Анны Викторовны нигде не было видно.
— Добро пожаловать, господин полицейский. Аль следователь? — приветствовал его невысокий, но коренастый мужчина с густыми, едва тронутыми сединой, черными усами и живыми, будто с шальным блеском, карими глазами. Его чрезмерная самоуверенность, барственный тон и золотые перстни почти на каждом пальце выдавали в нем барона.
— Штольман Яков Платонович, начальник сыскного отделения Затонского управления полиции, — представился гость.
— О, какая важная персона к нам пожаловала, — усмехнулся Косанский и покосился на своих людей, проверяя поддержали ли они его шутку. — Захар сказал, у вас есть предложение ко мне?
— Да. Суть проста: вы отдаете мне девушку, а я через сутки возвращаю вам ваши украденные побрякушки. Либо, если они успели их сбыть, назову вам имена грабителей.
— Вот это бравада, — расхохотался барон, усаживаясь на стул, гостю присесть он не предложил. — Нравится мне твоя дерзость, фараон. У тебя в роду случаем цыган не было?
— Если и были, мне об этом не известно.
— Хлипкое у тебя предложение, но смелое, в этом тебе не откажешь.
— Господин Косанский, не забывайте, с кем вы говорите. Для меня понятия чести и долга не пустой звук. На мое слово можно положиться.
— Можно – не можно, какая разница, если через сутки ты все равно назовешь мне имя Зарки. Так пусть уж тут сидит.
Сердце Штольмана радостно встрепенулось – так она здесь, в доме.
— Я вам с полной уверенностью могу заявить, что Зара никоим образом не причастна к ограблению. Мне известны имена обоих подозреваемых, и в данный момент мои помощники проводят действия по задержанию мошенников.
Косанский хмыкнул, выражая тем самым сомнение. Медленно, чтобы никого не спровоцировать, Яков Платонович залез рукой в карман и вытащил на свет золотые часы.
— Ваши, полагаю.