— Это какое-то сумасшествие, — сжав кончиками пальцев виски, пробормотала матушка. — Король… Но, — она вновь пытливо посмотрела на меня, — если вы говорите о дружбе, то отчего вы сияете так ярко?
— Кому не польстило бы высочайшее внимание? — удивилась я.
Родительница стремительно приблизилась ко мне, стиснула мои ладони и заглянула в глаза:
— Всего лишь друг?
— Да о чем вы, родная моя? — изумилась я. — Мне кажется, или вы пытаетесь уличить меня в чем-то предосудительном?
— Но вы отказали Элдеру Гендрику!
Всплеснув руками, я воскликнула:
— Разумеется, отказала! Во-первых, вы обещали, что я выйду замуж по сердечной склонности, а между нами с его сиятельством ничего такого нет и быть не может. А во-вторых, он вовсе не привлекает меня. Матушка, неужели вы, в угоду своим фантазиям, готовы обречь меня на мучения рядом с нелюбимым и ненужным мне человеком? Поверьте мне, спустя месяц после свадьбы мы возненавидим друг друга. Нет, нет и нет!
— Но к кому же вы тогда питаете склонность? — прищурившись, вопросила родительница.
— Мое сердце спокойно, — солгала я. — Я еще не встретила того человека, кто заставит его биться чаще. — Улыбнувшись ей, я спросила: — Зачем мы ведем этот разговор и пугаем Амбер? Поглядите, матушка, сестрице совсем дурно, но ведь это неправильно. Это утро должно приносить лишь радость, а не огорчения. Давайте оставим ненужную ссору и позволим нашей повзрослевшей баронессе Мадести насладиться дарами ее поклонников.
Ответив мне упрямым взглядом, матушка все-таки сдалась и кивнула. Она прошла к тому креслу, на котором недавно сидела я, опустилась в него и заставила себя улыбнуться:
— Вы правы, дитя, всё это не к месту и не ко времени.
Удовлетворившись тем, что со мной согласились, я поспешила к сестрице, приобняла ее и звонко поцеловала в щеку. Произошедшее было неприятно. И матушкина дотошность, и моя собственная ложь, но, наверное, более всего то, что я поняла – она никогда не одобрит моих чувств к монарху, как не посчитает его чувства ко мне великой милостью. Впрочем, я и не намеревалась вступать с ним в ту самую связь, которую подразумевала старшая баронесса Тенерис.
Однако же и это ее возмущение, и молчаливое негодование, и неодобрение, которые я читала во взоре, вызывали ответное раздражение, упрямство и горечь. Менее всего мне хотелось расстраивать своих родителей, но и позволять управлять мною по их разумению я тоже не желала. Это была моя жизнь, и как бы не прожила ее, но ответственность за выбор лежит только на мне.
— Ну что же ты застыла? — вопросила я у сестрицы. — Неужто уже успела пресытиться всеми этими слащавыми восторгами и заверениями? Я не вижу, чтобы ты держалась за щеки, а значит, зубы пока не ломит. Надо продолжать, пока тебя не стошнит прямо на очередное послание!