Дядюшка возражений не имел. А мне было, что ему рассказать, мы давно не виделись, и у меня накопилось немало событий и вопросов, ответы на которые хотелось получить. Теперь, не связанный обязательствами и опасениями потерять место, граф Доло стал более откровенным. Известных ему тайн его сиятельство не открыл бы даже супруге и собственным детям, но я – иное дело. И дело было не только в доверии, для меня все эти знания были жизненно необходимы. Они помогали выбрать верную линию поведения и уберечься от непоправимой ошибки, как это было летом на большой охоте, когда я чуть не погубила себя и весь род своей осведомленностью о выходке герцога Лаворейского, причастного к тайнам рода Стренхетт. И сегодня я тоже ждала откровений, давно обещанных, но пока так и не произнесенных вслух.
Но пока их время не подошло, потому что мой рассказ продолжался. Дядюшка слушал меня, время от времени приподнимая брови. Иногда усмехался, иногда хмурился, но не перебил ни разу. И когда я дошла до изгнания графини Хорнет, только тогда его сиятельство уверенно произнес:
— Герцогиня.
— Верно, — кивнула я и перешла к ее светлости.
Граф теперь и вовсе не отводил от меня взгляда. Он поджал губы, когда я дошла до разговора в тронном зале и нашего объяснения с бывшей покровительницей, после покачал головой, однако вновь промолчал – мое повествование продолжалось. Дальше я перешла на Дренга с его предостережением, а после и вовсе на короля.
И вот тут мне было, о чем рассказать. Наши отношения с Его Величеством… они вроде бы и оставались прежними, но перемены были столь огромны, что я уже даже не могла дать им точного названия. Я оставалась служащей, гостьей, другом и… семьей. Да, наверное, так. Он сосредоточил всё свое внимание на мне. И не просто оказывал какие-то знаки, теперь это было нечто большее.
К примеру, вчера ближе к вечеру государь ворвался в мой кабинет, смел на пол аккуратные стопки с письмами, с которыми я работала последний час, уселся на их место и заявил:
— Я – король, не сметь меня отчитывать.
— Но… — попыталась я все-таки возмутиться.
— Держите, — монарх сунул мне в руки какой-то конверт и велел: — Читайте.
Читать я начала не сразу. Сначала я в ошеломлении смотрела на Его Величество, приоткрыв рот, наконец, закрыла его и, передернув плечами, опустила взгляд на конверт. Он был от барона Хендиса. Сломав печать, я пробежалась глазами по строчкам. Это было… в общем, читайте сами:
«Ваша милость, на сегодня ваша служба закончена. Я отпускаю вас в сопровождение Его королевского Величества. Того требует государственная необходимость.
P.S. Умоляю, Шанриз, уведите его! Уведите подальше от меня и моей работы. После того, что он устроил в моем кабинете, я только собирать документы буду до самого утра. У меня не осталось ни сил, ни нервов. Заберите, да простят меня Боги, распоясавшегося хулигана и сделайте с ним всё, что пожелаете, но я не должен лицезреть его до тех пор, пока не закончу. Иначе мое душевное здоровье будет подорвано окончательно.
С мольбой и негодованием, барон Хендис».
— Ну? — вопросил «распоясавшийся хулиган» с деловитой физиономией.
Глядя ему в глаза, я сложила послание, пока государь не сунул в него нос, спрятала в карман, а затем, так и не ответив, присела на корточки и начала собирать то, что монарх успел разбросать. Судя по всему, в кабинете своего секретаря он устроил нечто подобное, только в больших масштабах. Любопытно – почему? Если только его милость не пожелал меня отпустить, зная, сколько еще работы мне осталось…