И это не все вольности и дурачества, которые теперь позволял себе со мной Его Величество. После оглашения помолвки принцессы и герцога Ришема, мои вечера оказались подчинены королевской воле. Мы играли в спил, вели беседы, слушали музыку, смотрели театральные постановки – и всё в его покоях, куда были приглашены мои добрые знакомцы и приближенные короля. Скажу сразу, я не заскучала ни разу, утомляло лишь то, что отныне я не принадлежала себе вовсе. Завтраки, обеды, ужины – все они были отданы монарху. Всё мое свободное время, и, как видите, занятое службой тоже.
И вел себя Его Величество весьма вольно. Если мы сидели в обществе его приближенных, королю ничего не стоило вытянуться на диване, уместив голову на моих коленях, и в таком положении рассуждать о событиях в соседнем государстве. Поначалу меня это обескураживало и заставляло сильно смущаться, однако невозмутимый вид всех присутствующих и естественность, с какой государь творил свои непотребства, постепенно научили не обращать внимания. Я не прикасалась к нему, даже если вдруг хотелось поправить прядь волос, упавшую на глаз, но и дергаться перестала.
Между нами было всё, если позволено так сказать, кроме объятий, поцелуев и того, чего желал король, но в чем упорно отказывала я. Ночи мы проводили каждый в своей постели, и кроме поцелуя руки, иного себе Его Величество не позволял.
— Ох, сколько же всего вы мне рассказали, Шанриз, — дядюшка покачал головой. — И как же стремительно всё происходит.
— И что вы обо всем этом скажете?
— Разное, — ответил его сиятельство. Он закинул ногу на ногу и ненадолго замолчал, обдумывая, что сказать. — Не уверен, что стоило портить отношения с герцогиней столь решительно и резко. — Я открыла рот, но граф поднял руку, призывая к молчанию. Я покорилась: — Не спешите перебивать, Шанни, я только начал говорить. Я совершенно с вами солидарен и возмущен ее наглостью, однако, она и вправду опасный противник, способный на подлости. Но с другой стороны, на вашей стороне государь, хотя его поддержка будет существовать до той поры, пока не пойдет вразрез с честью его рода. Она уже ему жаловалась?
— Думаю, да, — кивнула я. — При мне ничего подобного не происходило, но герцогиня явилась к нему на следующий день после оглашения. Их разговор происходил за закрытыми дверями, а вышла ее светлость пунцовой и злой. Не вижу иного повода к ее ярости, только попустительство мне со стороны короля. Меня она теперь не замечает. Признаться, я думала, что с присущей ей наглостью, герцогиня попытается сделать вид, что ничего ужасного не произошло, и предпримет новую попытку к сближению. Однако она снова запретила Гарду приближаться ко мне. Мы вновь начали вести с ним переписку. Это чрезвычайно меня утомило, а потому я попросила у государя иной должности барону. Он обещал подумать. Надеюсь, Фьер освободится от власти вздорной женщины и сможет вздохнуть полной грудью.