Опьгараниду ⁹ – название святилища в Элеменадалис. Сравнима с Церковью.
Упьгараниду ¹⁰ – священное одеяние, с преобладающими цветами четырёх стихий.
Элеменадалис ¹¹ – главенствующая философия в Фортуито.
Глава I – Ожившие Кошмары
Майнбласт, отправившись в забвенье после выстрела, потерял нить времени, а происходящее вокруг осталось вне его сознания. Распахнув больной от пламенных свечей взор, рассматривает неизвестное ему помещение. Слабость сильнее, чем он мог представить, кипящий жар проносится по организму, а колкая чувствительность кожи гудит на месте, где улеглась Мираэтта. Её длинные волосы водопадом падают на тело, а далее на старую пыльную кровать. Прикрытые глаза девушки блестят от слёз. Попытавшись подняться, узник сноведений возвращается в их клетку.
Сны, словно вода прозрачны и не имеют вкуса, поэтому совсем не запомнились. Мертвый взор вновь отражает свет окружающей его жизни. Карвер замечает эгаранади, явно испуганного и обозленного, нахмурившись, тот стоит и смотрит на блаженное тепло, исходящее от воскового столба. Пламя отражается в запутавшемся взоре молодого на вид парня, которое тут же тушится слезами жалости. Они скатываются по треугольному черепу, пропитывают пряди волос, слегка касающиеся белых нежных щек. На покусанных губах вкус горечи настоящего и боль предстоящего. Уста сохраняют на себе отчаяние, изображённые кровавыми ямочками.
Ничем не примечательное помещение изливает со стен сожаление и топкое одиночество. Хранители памяти видели ни одну смерть при своём существовании, сейчас же они так же готовы проводить в последний путь мученика, страдающего от неизвестного недуга. Всё же непроглядная тьма со старых поверхностей будто старается предупредить о надвигающейся угрозе, помимо болезни. Подобно губке, они сохраняют в своих трещинах все, проходящие мимо, события и атмосферу, которая на данный момент более сравнима со склепом, где мертвецы ожидают уничтожения каэлума.
Майнбласт не понимает, как подобное могло с ним произойти. Он видел опьянённые местью глаза своего обидчика и вспышку, знаменующую его смерть. В сознании стрелок безмерно рад, что Мираэтта жива и невредима, но отсутствие Олафа всё же настораживает. Сквозь больной разум он прорывается боем, стараясь разрубить все нарастающие лозы и корни поверх сознания, но те оказываются сильнее, поэтому тот, ослабев, понимает лишь половину рутинного происходящего.
В коридоре слышатся голоса. Отблески свечей стараются сверкать в мутном, от бесчисленных убийств взоре Карвера. Звуки проносятся по коридору и задувают, словно ветер в маленькую мрачную комнату, где тени так и ждут своего главнокомандующего, чтобы вернуть свои владения, которые свет воинственно отхватил. Кроме стрелка никто не видит и не слышит ни голоса, не утопающего в бездне тепла. Тело кажется тонет в грязи, в гнойном омуте, где каждая безликая жертва рыдает, угольными слезами пропитывая сердце стрелка, даруя свои страдания. Мираэтта защищает возлюбленного от вечных внешних и внутренних угроз, стараясь впрыснуть противоядие – любовь, способное остановить вечные муки. Светловолосый эгаранади продолжает утопать в жидком воске, безэмоционально мёртво сожалея больному.
– О-он зде-есь?! Не говори! Я знаю, да! О-он здесь! – доносится безумный, дерзкий голос до ушей больного. – Нужно забрать его! Я чувствую каплю огня! – Каждый шаг кажется ударом молотка. Идёт неизвестная личность. Каждое движение даётся с трудом, но контроль над телом, кажется, возвращён. Мышцы горят. Свечи сжигают своим светом, и холод воздуха заставляет дрожать от каждого дуновения тьмы. Звуки из коридора заставляют кожу ныть, резонируя от каждого удара обуви по безобразно скрипящему полу.