Последние слова он уже кричал, уверенно стоя на ногах, нависнув надо мною.
— Том…
— Я застрял! Полковник все твердит прекратить! — кричал он с каждым словом все громче, и его щеки раскраснелись, кулаки непроизвольно сжались, а глаза блестели.
— Том, я…
— Я не могу найти дорогу!!!
— Том, у меня просто не было… времени…
Я не заметила, как невольно отползла назад. Поняла это только тогда, когда плечи уперлись в дверцу платяного шкафа. Но Том подходил ближе, сверля меня взглядом, полным беспощадного гнева. Взглядом брошенного, покинутого ребенка.
— Я понимаю твою ненависть… — наконец сказала я.
Да, я понимала. Мне знакомо это чувство. Чувство ненужности. Мой бедный Том, это не тот случай. Ведь я тебя люблю. Я не забыла о тебе, просто у меня не было времени.
— Элли исчезла! — закричал Том.
Не гнев, только неизмеримая боль пронзила воздух вокруг меня. В нем не осталось злости. Лишь отчаяние и горечь утраты. Ярость — то, что я приняла за ярость вначале, — оказалась болью. Обычной человеческой болью.
— Ее нет… — прошептал он, опускаясь на пол напротив меня, словно меня больше и не видя. — Ее нигде нет. Где я только не искал…
Я протянула руку, желая обнять его, успокоить, но вовремя поняла, что не смогу это сделать. И только провела ладонью так близко к его щеке, как могла.
— Она в Забытье, — сказала я.
Он вскинул голову, посмотрев на меня полным непонимания взглядом.
— Ты еще не знаешь, что это за место, — сказала я, желая перебить череду разрастающихся в его сознании мыслей. — Я это исправлю, обещаю. Ты ее найдешь.
Что-то в его лице дрогнуло, но он тут же поднялся, посмотрев на меня не то с мольбой, не то с угрозой, и отступил на шаг.
— Ты найдешь ее там, — увереннее повторила я и тоже поднялась на ноги.
Он стоял передо мной. Высокий, худощавый. Долговязый, каким я его и писала. Большие черные глаза смотрели, будто сквозь меня, не замечая. Но видели меня до последней частички.
«Слишком пронзительный, — подумала я, растворяясь в его взгляде. — Я придумала тебе слишком пронзительный взгляд».
Мне хотелось подойти ближе, еще ближе рассмотреть его чувственный рот, очертить пальцем его скулы, вспоминая, как рисовала их впервые, его впалые щеки и чересчур большой для его лица нос, вырисовывающий дугой его профиль. И я сдалась. Моя рука устремилась к черным, как смоль, волосам, пружинами локонов обрамляющим его точеное лицо…
— Когда? — глухо спросил он.
Слово, голос, как удар под дых, вернул меня в реальность.
Рука застыла перед его лицом, а в лице не читалось ничего кроме разочарования… во мне.
— Родной, я очень тебя люблю, — вдруг сказала я, сама себе удивившись.
— Ты меня бросила, — отрывисто сказал он. — Ты нас всех бросила.
— У меня… У меня было слишком много других дел…