В отдалении играл живой оркестр, людей в зале было мало, а все кругом сверкало, и Павел поверил. Представил, что он во дворце, представил, что он важен. Он представил, что он — король. Принял то, что сегодня Криста ему отдастся. Но лучше бы она сделала это в своей квартире. Он не хочет ее потерять. Не хочет ее на одну ночь. Хочет наслаждаться ею, пока ему не надоест.
— А ты почему живешь на окраине? — спросила она.
— Мне нравится лес за окном, а тебе?
— Я считаю, что время слишком ценно, — ответила Кристина. — Моя работа недалеко от нашего дома. Я решила, что лучше сдавать свою квартиру на Большой Ордынке и снимать поближе.
— Потому что время слишком ценно, — закивал Павел.
Он думал, что будь у него квартира на Большой Ордынке, он бы бросил свою работу. Разницы в платежах вполне хватило бы, чтобы обеспечить ему жизнь.
Вернулась рыжая официантка. Она замоталась за день — он видел. Ее волосы выбились из пучка на затылке и теперь свисали прядками вдоль лица. Его поразили на миг ее глаза, когда он в них глянул, но снова заговорила Криста. Официантка расставляла тарелки.
— Чем ты занимаешься?
Этот вопрос был страшнее вопроса, откуда он родом. Страшно было не то, что он бы не смог найтись с ответом. Каждый раз его пугало собственное обещание: не врать. Он дал себе это обещание, садясь на автобус из Джанхота, он повторил его, пересаживаясь на поезд. Он записал его в своем дневнике, когда ступил на вокзал столицы.
— Я сотрудничаю со многими заведениями, — расплывчато ответил Павел. — Вот, например, конкретно этому ресторану я поставляю скатерти.
Криста одобрительно закивала. Она кивала, а соус летел в стороны, пока она жевала мясо Кобе. Он взлетал и падал на скатерть, расплываясь на ней пятнами.
«Какая же свинья!» — вдруг подумал про себя Павел. Подумал, что вот из-за таких, как она, через пару дней его руки будут облеплять черви. Он не понимал, как они появляются в этих пятнах, да его это и не волновало. Его волновали лишь рвотные позывы, которым он будет сопротивляться двенадцать часов кряду, сбивая червей со своих запястий.
Криста ела, сладко причмокивая, позже вновь появилась рыжая официантка и поинтересовалась, не желают ли они еще чего-нибудь. Внутри Павла все сжалось, но Криста попросила счет. И он увидел, как горят ее глаза. Он приложил карту к терминалу, когда вернулась рыжая, он не смотрел на терминал, его взгляд был прикован к Кристе. Ее карие глаза совсем почернели. В такси Криста лизала его правое ухо, будто у него там вместо уха был леденец. Делай она это чуть менее активно — его бы это возбудило. Но он поддавался. Он не отпрянул, когда она сунула язык глубже («Кому это вообще может понравиться?»), он расстегнул «молнию» на ее черных брюках от «Chanel» и просунул руку ей между ног. Он боролся с порывом отвести голову назад, только бы она так не смачивала слюной его ухо, смотрел в окно, возбуждаясь от созерцания проносящихся мимо подсвеченных лампами зданий. Он смотрел на летящие мимо машины, когда его палец вошел в нее, и она издала тот самый звук, который он представлял себе каждую ночь, засыпая. Звук не пробудил в нем тех чувств, что охватывали его перед сном. Он чуть согнул палец, проталкивая его дальше, и она захрипела, но Павел не слышал. Он завороженно смотрел в окно. Теперь в нем сверкал всеми красками комплекс Москва-Сити. Почувствовав волну возбуждения, он надавил сильнее, вырывая из глотки Кристины по-настоящему утробный, первобытный звук.
Он вышел из такси, когда «смска» на сотовом телефоне сообщила, что оплата прошла. Криста, изнывая, ждала на улице. Он трахнул ее в лифте, почти успев сделать дело по дороге от первого до тринадцатого этажа. На тринадцатом, его этаже, пришлось нажать «Стоп», но лифт вызвали снизу. Он застегнул ширинку и поправил пиджак. Кристина с заговорщической улыбкой глядела на него из угла, когда они поднимались вверх с курьером «Dilivery». Когда в тритий раз они проехались в лифте, снова добравшись до его выхода, Павел кончил, забрызгав ее брюки. Криста попыталась выйти вслед за ним на его этаже, слабо освещенном догорающей лампой в потолке, но он приставил ладонь к ее груди.
— Не сегодня, — сказал он.
Он видел ее глаза. Озадаченные и тускнеющие, хотя лампа в лифте не мигнула ни разу. После он трижды провернул ключ в замке и вошел внутрь. Пробрался через тумбу, чтобы залезть в кровать.
Он хотел опустить руку вниз, как любил делать это перед сном, но желание пропало.
«Пустышка, — думал он. — Пустышка, пачкающая скатерти».
Утром он проснулся после ночи без сновидений. Через тумбу в коридор, теплый душ, овсянка (не все же баловать себя яичницей), в 5:59 он нажал кнопку лифта.