Вадим замер у двери кабинета. Сколько раз он вот так, не дыша, смотрел на дверную ручку, опасаясь повернуть её? Сколько раз она становилась последним рубежом, сдерживающим его от признания?..
«Стоп. Что? Откуда эти мысли?» — Ильинский тряхнул головой. Несколько капель растаявшего на волосах снега упали на руки. Он вздохнул и потянул дверь на себя.
— Лия! — позвал Вадим, проходя в кабинет. Он огляделся, ища глазами среди прочих одного единственного человека.
— Что за фамильярный тон, Ильинский? — услышал он из-за стола, заваленного папками, знакомый голос. Он слегка хрипел и звучал ниже, как если бы Лия была простужена.
Вадим повернулся на голос и застыл в удивлении. Он вспомнил её слова, сказанные прошлым летом в стационаре «Тайга»: «Бойтесь своих желаний». Тогда она говорила о себе. Тогда же он чуть не потерял её.
— …Дмитриевна, — сорвалось с его губ, скорее по непонятно откуда взявшейся инерции.
У него возникло чувство дежавю, хотя он знал, что всё это происходило с ним впервые. Он стоял на пороге кафедры, слегка приоткрыв рот от удивления. Лазарева сидела за своим рабочим столом и выжидающе взирала на него поверх тёмной оправы очков. Она была изумительно красива, но это была совсем иная красота, нежели раньше. Серебристая седина высветлила тёмно-русые волосы. Вокруг слегка прищуренных глаз сосредоточилась паутинка мелких морщинок. Она выглядела более худой и хрупкой, чем прежде, даже в строгом костюме с плечистым пиджаком.
Ильинский сначала невольно залюбовался ею, но потом волна холодного страха пробрала его от затылка до пят. Если всё это происходит на самом деле, то Лия постарела из-за его эгоистичного желания стать моложе. При этой мысли он ощутил привкус горечи во рту. Ноги стали будто ватными.
— Я слушаю вас, — Лия Дмитриевна вопросительно вскинула аккуратно подведённые брови. — Неужели вы наконец определились с темой дипломной работы?
— А не… — Вадим по-ребячески замотал головой. — Я сначала с вами хотел посоветоваться, как с научруком.
Щёки его отчего-то залились краской. Он понимал, что врёт, но не совсем понимал, зачем. Будто в его голове жил какой-то другой Ильинский — студент-биолог, запавший на своего уважаемого научрука. «Запавший» — слово-то какое. Этот другой был тем ещё трусом, оттого и врал. И Вадим презирал эту трусость, но понимал, что у этого другого есть преимущество: доценту кафедры зоологии Лие Дмитриевне Лазаревой он нравился, во всяком случае, как студент и подопечный.
Она смотрела на него и улыбалась самой тёплой и нежной улыбкой. И от этой улыбки у Вадима заходилось сердце. Хотелось подойти к Лие и, заключив её в объятия, прижаться губами к серебристой макушке. Ведь это же его Лия, в конце концов! Хотелось взять её за руку и никогда уже не отпускать, невзирая на мнения окружающих. Но он не мог сделать и шага в её сторону. Видно, у того другого над телом была та же власть, что и у него.
— Я всегда готова выслушать ваши соображения, Ильинский, — беззлобно усмехнулась Лазарева. — Но сейчас, думаю, вам лучше поспешить на лекцию. Звонок уже прозвенел. А Александр Владимирович не любит опоздунов. Зайдёте после занятий.
Вадим нехотя кивнул и вышел. Он чувствовал растерянность из-за то и дело всплывающих перед глазами картин из этой жизни. Жизни, где он был для Лии просто студентом. Где всё их общение сводилось к дискуссиям во время практических работ и коротким разговорам в лаборатории. Тот другой был до смешного осторожен и никогда не позволял себе лишнего: ни двусмысленных взглядов, ни случайных прикосновений. Отчего же он до сих пор ничего не предпринял? Он же, если верить этим внезапным воспоминаниям, влюблён в неё ещё с первого курса.
***