Единственная проблема, которую Ильинский так и не решил, касалась Баклановой. И у Вадима было стойкое ощущение, что это его промедление ещё аукнется ему. То, что Лизонька стучала на него Марие Сергеевне, было очевидно. А значит, следующий «серьёзный разговор» с мамой был лишь вопросом времени.
Вечером в пятницу Ильинский вернулся домой чуть раньше, чем обещал. Он помнил, что мама собиралась к подругам вечером, а потому звонить не стал — открыл дверь ключом. Мама оказалась дома, но в квартире отчего-то было слишком тихо. Прислушавшись, Вадим понял, что она болтает с кем-то по телефону, и, скорее всего, не придал бы этому значения, если бы не услышал своё имя.
— Вы ведёте себя очень недостойно! — воскликнула Мария Сергеевна в ответ на слова неизвестного собеседника. — Подумать только, вы ведь в бабушки ему годитесь! Не стыдно вам?!
Ильинский понял всё сразу. И понимание это привело его в ярость. Он распахнул дверь маминой комнаты, отнял у неё телефон и бросил его в стену.
— Ты что творишь?! — возмущённо прикрикнула на него мама.
— А ты что творишь?! — Вадим схватил её за руку и сжал до боли. — Совсем из ума выжила?! Как ты могла пойти на такое, мама?
— Ты не понимаешь, эта женщина затуманила тебе разум. Она же опытнее тебя и умнее. Конечно, она смогла найти к тебе подход. А ты и очаровался весь, дурачок глупенький.
— Мама, да она ведь даже не знала ничего. В смысле, мои чувства односторонние. Мы и правда всего лишь преподаватель и студент. Я бы никогда не признался ей.
— Ну и правильно. Хорошо, что ты осознаёшь, что всё это несерьёзно.
— Дело не в этом, просто что бы я не делал, она не полюбит меня. Два года назад она потеряла мужа, но до сих пор он остается единственным мужчиной в её жизни. Ей очень тяжело, а моё бестолковое признание лишь усугубило бы всё. Это всё я сам, она не виновата. Но ты хоть представляешь, каково ей было выслушивать твои обвинения?!
Вадим бросил на мать отчаянный взгляд и вышел в прихожую. Там он набросил куртку на плечи и, спешно обувшись, шагнул на лестничную клетку.
— Куда?! — закричала ему вслед Мария Сергеевна.
— Исправить то, что ты натворила, уже не получится, но нужно хотя бы извиниться.
Дверь в квартиру Лии оказалась не заперта. Вадим осторожно прошёл внутрь, предусмотрительно набрав сто двенадцать на экране смартфона. Внутри было как-то тихо, лишь время от времени за стенкой слышались голоса соседей. Он огляделся и увидел в проходе между прихожей и гостиной брошенное на пол пальто. Появилось неприятное предчувствие.
— Лия Дмитриевна, вы дома? — позвал он, проходя в гостиную. Ответа не последовало. Его взгляд упал на дверь, ведущую в спальню. В той части квартиры он ни разу не был. Решиться переступить эту черту было для него непросто — он привык держаться обозначенных границ. Но беспокойство оказалось сильнее.
Лия лежала в постели в неестественной позе. Вадим бы решил, что она просто спит, но её грудная клетка была практически неподвижной. Несколько пустых упаковок снотворного на полу у кровати подтвердили самые худшие его опасения. Он выронил телефон из рук. Сердце сдавило. Он с трудом сделал глубокий вдох.
— Ну зачем? — простонал Вадим, приблизившись. Пульс болезненно отдавал ему в виски, пальцы дрожали. Он приложил их к сонной артерии, но его собственное ускоренное сердцебиение сбивало с толку. Слёзы подступили к горлу. Он сглотнул вязкую слюну и схватил с трельяжа небольшое складное зеркало.
— Дыши, пожалуйста, — прошептал он, поднося его к губам.
Заметив, что зеркальце немного запотело, он сначала попытался разбудить Лию. Реагировала она очень слабо. Подхватив её на руки, Вадим перенес её в ванную и усадил на пол рядом с унитазом. Потом метнулся в кухню и прошёлся по шкафам в поисках аптечки. Не найдя ничего лучше бутылки с бытовым нашатырным спиртом, которая, если судить по затёртой выцветшей этикетке, стояла под раковиной со времен развала Союза, Ильинский смочил содержимым край кухонного полотенца и поводил у Лии перед носом. От едкого аммиачного запаха у него самого щипало ноздри. Лазарева едва приоткрыла глаза. В ход пошёл солевой раствор. В какой-то момент, засовывая ей в рот пальцы, чтобы вызвать рвоту, Ильинский вскользь подумал о какой-то пошлости, но тут же внутренне пристыдил себя. Казалось, не только время и место были неподходящими, но и человек, в отношении которого была допущена эта мысль. Наблюдая за самобичеванием студента со стороны, преподаватель Ильинский лишь закатывал глаза, и всё же молчал, осознавая, что здесь и сейчас происходит нечто важное, во что у него нет права вмешиваться. Лишь один раз он дал о себе знать, напомнив растерянному другому, что где-то в спальне на полу лежит телефон, и надо бы вообще-то вызвать скорую.
Прислонив ослабшую Лию к стене, Вадим побежал в комнату, подхватил свой смартфон и нажал кнопку вызова. Слушая длинные гудки, он вернулся в ванную.
— Не надо скорую, — прошептала Лазарева, сообразив, куда он звонит. — Они сообщат… не хочу, чтобы кто-то знал.