Четвертое утро ознаменовалось болезненной трелью первонесущейся самки, чье нутро наконец-то соизволило подтолкнуть порядком залежавшиеся яйца. Греза как раз сменила на посту не сомкнувшую всю ночь своих глаз Прорву, отпустив ее освежиться и подремать; Осень собиралась в Храм. Но с первым криком сестры обеим пришлось срочно откладывать все дела и мчаться на выручку.
Не замедлив появиться на пороге, дочери Свободы мигом отправили растерявшуюся Грезу в купальни готовить подстилку и прогревать паровую камеру — влажный горячий воздух должен был облегчить процесс кладки. Когда младшая самка поспешно убежала выполнять поручения, старшие с нежным воркованием подхватили Солнышко под руки и, подняв ее с ложа, потихоньку повели следом.
— Какого черта это так больно? — шипела Рыжая, впервые ощутившая на себе, каково это выносить яйца полный срок.
— Ничего, — успокаивала Осень, удобнее подставляя сестре свое плечо, — это только в первый раз так. Потом кости чуть разойдутся, и следующие кладки будут из тебя вылетать — только ловить успевай!
Солнышко замолчала и подняла на Жрицу мрачный, почти ненавидящий взгляд.
— А пока можешь ругаться, если тебе так будет легче, — непринужденно посоветовала та.
Дотащив сестру до парилки и отпихнув суетящуюся вокруг Грезу, Прорва и Осень помогли Солнышку устроиться на ворохе прогретых покрывал. В норме самка должна была снестись сама, без посторонней помощи, но данный случай от начала и до конца в норму не укладывался, а потому требовалось пособить. Оставалось надеяться, что сегодня удастся справиться своими силами, без вмешательства медиков, ибо последнее почти безальтернативно повреждало яйца, а кладку, столь многое значащую для Рыжика, очень хотелось сохранить. Впрочем, благоразумная Солнышко заранее обследовалась на предмет непроходимости яйцеводов, и подобного недуга, к счастью, выявлено не было, так что препятствием к прохождению яиц, вероятнее всего, мог быть либо их крупный размер, либо слабый мышечный тонус будущей матери.
Поддерживаемая сестрами, самка раскорячилась над подстилкой и, приняв наиболее удобное положение, замерла, выгнув спину. Брюшные мышцы рефлекторно напряглись, став твердыми, точно камень, и контуры двух округлых образований, выдавливаемых этим невероятным усилием, четко проступили над тазовыми костями самки. Солнышко зажмурилась и разразилась негодующим треском. На покрывала закапала прозрачная слизь.
— Давай, дорогая, постарайся еще немного, — наклонившись к сестре, ободряюще проурчала Прорва.
Рыжая послушно защелкала и, сильнее сгруппировавшись, попыталась как следует толкнуть яйца, но тут же жалобно вскрикнула. Слизь полилась обильнее, окрасившись в желтоватый цвет свежей крови.
— Ох ты ж… — заскрежетала Прорва жвалами, заглядывая под живот сестры. — Они у тебя враз пытаются идти… Упрямые, как сам папашка… Стой, не тужься пока.
Солнышко вновь повиновалась, попытавшись, насколько это возможно, расслабиться, а старшая сестра перебралась ей за спину и, опустившись на колени, обхватила ее сжавшийся живот с двух сторон.
— Девочки, смотрите, — приказала она, ощупывая правую часть подбрюшья, — вот это, вроде, ниже?
— Ниже, — уверенно подтвердила временно оставшаяся не у дел, но отчаянно желающая помочь Греза, отойдя на два шага.
— Ниже, — согласилась Осень, крепче сжав руку младшей сестры и тоже заглянув вниз.