«Домой, да?»
Да, даже то место он не может назвать домом, и кроме женщины, которую он называет теткой, никого и нет. Фрост запрещает себе думать об этом и ещё сильнее кутается в куртку, ненавидя холод.
А пару дней назад бахвалился, какой он устойчивый к морозу и вообще прелесть снежная.
Паренек усмехается и уже думает задремать, как диодка наконец тушится и в салоне воцаряется на удивление уютный мрак, лишь свет из окон от фонарей и проезжающих по оживленной трассе машин всё портит. А ещё эти постоянные яркие вывески работающих кафешек, боулинг-центров и цветочных. Они его раздражают всей легкостью и миганием.
И когда же он возненавидел всё праздничное и намекающее явно на пару?
Когда-когда? Сегодня!
Фрост фыркает себе под нос, но приказывает себе более расслабленно выдохнуть, предвещая мирную поездку одному, ибо до сих пор к нему никто так и не…
От движения рядом мальчишка чуть ли не подпрыгивает, скидывая наушники и вскидывая голову на тень, что темнее мрака нависает над ним.
«Блядь, а так всё начиналось хорошо!»
Парень усилием воли заставляет себя не морщиться, и с каким-то легким страхом наблюдает за высоким мужчиной, что закидывает небольшую сумку в верхний отдел для ручной клади и бесцеремонно по-королевски садится рядом.
Фрост в тайне надеясь избежать такой подставы, лишь быстро отворачивается, жмется ближе к окну и ещё ниже натягивает капюшон, нервно ища в этом долбаном мраке второй наушник.
— Неужели других мест не было? Черт! Отъехали пять минут назад, а до места дойти было сложно или наугад? — под нос себе бубнит паренек.
— Неужели, чтобы сформулировать эту гадость, потребовалось целых две минуты? — надменно парирует мужчина, даже не посмотрев на мальчишку, но притом едва язвительно улыбаясь.
Но Джеку хватает даже этого едкого тона, чтобы встрепенуться и теперь уже полностью обернуться насколько позволяет сидение, с возмущением смотря на своего соседа. Только первоначальное — чуть ли не сорвавшееся с губ — «пошел нахер!», так и застревает в глотке, стоит незнакомцу спокойно повернуться и опалить властным взглядом желтых, почти горящих в этом сумраке глаз.
— Из…вините, — невольно запинаясь, бурчит Джек, и вся спесь смывается, словно потоком сжигающей лавы, стоит только заглянуть в эти глаза.
Фрост резко трясет головой и отворачивается, ещё сильнее желая придвинуться к окну, от той неловкости и стыда, что опаляет внутренности, только вот сильнее уже не получается.
— Паршивый денек? — более снисходительно спрашивает темноволосый мужчина, изящно поправляя выбившийся манжет черной рубашки из рукава черного дорогого пальто.
— Худший, чтоб его… — приглушенно бурчит Джек, хотя подсознательно не понимает, какого вообще делится с этим незнакомцем тем, какой у него день.
И вроде не скажешь что ему неловко… Хотя, может это только потому что из-за паршивого настроения нагрубил человеку, который просто нашел свое место…
— Потому последний рейс?
— Потому… — Джек вновь резко злится, оборачивается, столь же импульсивно, хочет сказать, зачем этот черт, с глазами проклятого золота, вообще спрашивает, но, как только вновь смотрит на этого взрослого мужчину, вновь обрывает себя и с шумным выходом изменяет свой ответ… — Потому что на этот только и успел!
Фрост не выдерживает пристального взгляда, словно рентгеном его сканирующего и отворачивается, тупо пытаясь вспомнить, что хотел послушать или зачем ответил. У него каша в голове, всё настроение, как паршивое, так и обнадеживающее, стерлось и смешалось, стоило этому ворваться в его маленькую реальность, размером два на два в диапазоне одного конкретного автобусного места.
Джек прерывисто выдыхает, надеется, что это подействует и неловко пытается вести себя более расслабленно. Не получается, в конце концов — минут пять под общее молчание — фыркает, тихо ругается себе под нос и откидывается на сидение, нервно скидывая с головы местами влажный из-за вспотевшей головы капюшон.
Парень складывает руки на груди и уже думает пересесть, как рядом под дальний галдеж пассажиров проходит ещё одна личность. Фросту думается, что это тот самый индивидуум-имбецил, который наконец решил завалиться на свое последнее место, но нет.
— Оп! А вот и место моё… Да и ещё с приятной компанией! Да малюют? — с явно заплетающимся языком начинает посторонний, на вид в возрасте рядовой рабочий, что решил поехать к семье под праздники, но перед этим сразу же с дороги решивший отметить праздник.
Правда, вся радость сходит с грубого лица и масляный взгляд направленный на парнишку становится осознанным, когда поддатый работник понимает, что место рядом уже занято и его никто так просто отдавать не собирается.
— А ничего, что это мое место? — нахально-грубо почти рявкает дядька, встав в более по его мнению грозную позу.