— Как тебя, говоришь, зовут, пацан? — говорил здоровый усатый вояка.
— Сайваки. Я голоден и ужасно устал, помогите мне, пожалуйста. Я готов работать и помогать вам во всем.
— Работать, говоришь? Расскажи мне сначала подробнее, как ты здесь очутился. Пойдем, дам тебе хлеба и воды. — поманил его тот, и Сайваки, не мешкая, согласился.
Через полчаса расспросов он был уже более менее сыт и напоен. Одежду его постирали и вывесили сушиться у костра.
— Тяжелая у тебя доля, Сайваки… — поглаживая усы, велся на россказни пограничник, — Я помогу тебе, накормлю, дам жилище. Но ты будешь работать. Носить-подносить, поработаешь на кухне, прачкой и уборщиком. Вся такая мелочь, с которой справится каждый. Потом, как продвинется новый обоз, я отправлю тебя с ними на западный пост, а оттуда тебя уже доставят прямой дорогой в Шаогунь, город Кессэй. Идет? — протягивая свою пятерню, говорил вояка.
— Идет. — не медля, соглашался тот, пожимая руку.
Прошел день в лагере. Такендо все искал способ пробежать глубже на север, но дозор вели на совесть. На такой местности проскользнуть не выйдет, начнется погоня и его обязательно поймают. За день ему пришлось сделать столько работы, что даже его натренированное тело ныло и стонало от неприятной боли в мышцах. Он получил свой вечерний паек и плюхнулся спать, как убитый.
На следующий день ливень был сильнее, и Такендо думал, что теперь он точно сможет проскользнуть, но нет. Дозорные так же бдительно несли службу, а ему самому давали задания, при выполнении которых он всегда был на виду. Так день и пролетел, весь в работе, он встретил кровать с радостью.
С самого утра, подметая полы, Такендо понял, что день будет ясный. Ни одного облачка и намека на дождик. Он больше не мог тратить свое время на всю эту ерунду. Во время обеденного пайка он забрался на сторожевую вышку и уселся на опалубке, прямо под позицией дозорного. Он смотрел на открытую мостовую и думал, вспоминая слова отца.
— “Боги накажут тебя за слабость”. — засело у него в голове. — “А затем накажут и меня, за то, что пустил тебя к их воротам”.
— Нельзя быть слабым… Я прогневаю богов. — думал он.
— “Что нужно, чтобы сражаться?”.
— Достойная цель… Чего я хочу? Почтить отца, посмотреть своими глазами на место его гибели. Узнать правду. Отомстить… Достойная цель? Кто должен судить, достойная она или нет, а, отец?! Крепкая вера? Во что вера? В богов?! Я буду верить, крепко верить, что моя цель достойная, отец! Надеюсь, этого тебе будет достаточно!
— Ты чего там разорался, дурак?! — крича, спрашивал пограничный.
Такендо умолк и ничего не отвечал, продолжая смотреть на мостовую, не шевелясь. Она манила его, своей простотой сводила с ума от невозможности до нее добраться.
— Слезай давай, там нужно нижнее белье хорошенько отстирать, пацан! Слышишь меня? — раздражаясь из-за отсутствия у того реакции, кричал воин, бросая в того маленький камушек.
— Да. Уже выполняю.
Мальчик спрыгнул с вышки и направился в палатку, собирать белье.
Ближе к ночи Такендо подкрался к спящему полевому повару, вместе с которым работал весь день. Ухватив с кухни ножи для чистки картошки, зажав одной рукой его рот, провел им по горлу несколько раз туда-сюда, для достижения желаемого эффекта. Подождал, пока он перестанет брыкаться, захватив его ногами, отпустил и пошел к выходу.
Луна смотрела на него и освещала путь. На выходе из палатки стоял один пограничный.
— Дядя, помогите, тут человеку плохо!