Туалет был вполне современный. Даже биде имелось, которое Юджин проигнорировал, зная свою тягу к разрушению. Опустошив мочевой пузырь, он тщательно вымыл руки и поглядел на свое вытянутое лица в блестящем кране. Вроде бы то же остроносое лицо в веснушках, серые глаза с непреходящими синяками под, но, возможно, из-за пересекавшей кран трещины, делившей его лицо пополам, а, может, из-за пережитого страха, совсем другое. Расколотое, несуразное, разбитое. Внезапно вспомнился прошедший день с неприятными разговорами на работе, звонок мамы, хвастающегося успехами старшего сына, забытый в трамвае рюкзак и насмешливое лицо официантки из кафе. Такие, как он, просто рождены неудачниками, которых сравнивают с собой на встречах выпускников. Прыщавые лузеры, превращающиеся в лысеющих пузатых лузеров.
— Эй, — в дверь недовольно постучали, — тебя там понос прохватил? Если исподнее надо менять, то прямо скажи.
— Нет, уже выхожу. — Юджин торопливо закрыл кран, заодно пороняв коллекцию хозяйских резиновых уточек.
К его удивлению, старуха не только не заругалась, но и даже смахнула умильную слезу.
— Пошли, касатик, пирожков поешь, пока остальные на подходе.
Старуха усадила его за деревянный стол в душной от работающей духовки кухне. Орудуя тремя сковородами, бабка подкидывала ему на тарелку оладьи и блины, травя байки сквозь шипенье и шкворчание. Вскоре Юджин удивленно заметил, что гостей в кухне прибавилось. Сквозь чад, правда, не удавалось рассмотреть всех, но он почти на семьдесят процентов был уверен, что попал на ведьмачий шабаш. Ведьмочки хихикали, гоготали и хрюкали, чавкали и чихали, хватая с раскаленных сковородок пирожки с картошкой, кидались объедками друг друга и в лениво сидящую на облезлом серванте кошку. А затем разом все стихло.
Двенадцать пар глаз и кошка уставились на Юджина в почтительной и серьезной тишине.
— Приветствуем тебя, Охотник на ведьм, — сказала хозяйка дома, сидя во главе стола. Остальные закивали крючковатыми, шишковатыми, вздернутыми, острыми, плоскими носами.
Он слегка шевельнул пальцами, выдавливая из себя радушие.
— Пройди в кабинет. Ядвига все расскажет.
Юджин поспешно вскочил, роняя стул, и прошел за хозяйкой в коридор в третью дверь направо. Заставленный пыльными стеллажами кабинет освещался лишь каминным пламенем. В кресле сидела древняя сгорбленная старуха, настолько древняя, что ее кожа стала деревенеть, а ноги пустили корни, вьющиеся по полу. Под глазами у нее пророс мох от постоянных слез, а сквозь аккуратно уложенные волосы проглядывали молодые листочки. Почему-то Юджину не стало жутко или противно. Нет, он понял, что она тоже станет частью дерева–дома: какой-нибудь швейной комнатой или теннисным кортом для других ведьм. Она знала, что принесет смертью пользу и оттого была спокойна.
— Подойти поближе, — она с трудом разжала челюсти.
Юджин, осторожно переступая через корни, сел на маленький ножной пуфик.
— Верни. — Проскрипела Ядвига с такой болью в голосе, что у него кольнуло в груди.
— Кого? Как?
Она указала пальцем на каминную полку. Юджин взял портрет, с которого смотрела серьезная зеленоглазая девочка с подписью «Анна». Второй портрет изображал зеленоглазого неловкого мальчонку — так выглядела бы Анна, будь она на двадцать килограммов толще и парнем. «Эдвин».
— Мне нужно помочь им? Анне и Эдвину?
Старуха кивнула.
— Но как?