Стивен окинул взглядом собравшихся и прочитал в глазах каждого из них звериную страсть к смерти. Им уже было неважно виновен или невиновен этот бедный юноша в жутком преступлении. Для себя они бесповоротно решили, что шоу должно состояться в любом случае, а остальное - мелкие пустяки, не идущие ни в какое сравнение с всеобщим воодушевлением и радостью от любования казнью преступника.
- Смотри гадёныш какой, - похрипела низенькая старушенция с поразительно мерзкой физиономией, стоящая в первых рядах, - Укокошил собственного дядюшку, а на лице ни капли раскаяния.
- Молодежь нынче пошла, - вторила ей другая бабулька с лицом стоптанного башмака, горестно качая головой, - Никакого почтения к старшим. Того и гляди: или ограбят посреди дня, или тюкнут по голове, отправив на тот свет ни за хрен собачий.
Юноша, одетый в поистрепавшиеся за время заключения сюртук и брюки, смиренно принял упрёки в свой адрес. Легкая ухмылка пробежала по его лицу. Спорить с кем-либо, а тем более переубеждать в этот момент ему хотелось меньше всего.
- Мне не в чем себя упрекать, ибо моя душа чиста, - обратился к согражданам приговоренный к казни необычно спокойным для такого случая голосом, - Вы имеете возможность видеть, как предаётся смерти невиновный человек, жертва чудовищной фальсификации с целью скрыть истинного убийцу. Одно мне согревает сердце - рано или поздно вы убедитесь в правдивости моих слов. И тогда вы вспомните эту минуту и эту речь, адресованную вашим безжалостным сердцам. Но не плачьте и не убивайтесь по моей несчастной судьбе. Просто помяните меня добрым словом и посмотрите в небо, откуда я буду лицезреть дальнейшее падение людских нравов. Я приму смерть с гордо поднятой головой, как и положено благородному человеку, не запятнавшему свою честь недостойными поступками. Прощайте люди и верьте, что когда-нибудь в мире восторжествует справедливость!
- Хватит трепаться! Сколько уже можно тянуть? – разнесся звонкий женский голос.
- Верно, вздерните этого сукиного сына и дело с концом, - проревел следом мужской бас.
- Вешай, вешай, вешай! – в едином яростном порыве зашлась огромная толпа, требуя незамедлительного исполнения смертного приговора.
Палач приблизился к юноше, но он, отстранившись от здоровяка, сам подошёл к свисающей с перекладины петле и, накинув её на шею, поднял глаза в небеса со словами: «Господи прими эту жертву». Доски, повинуясь движению рычага, с грохотом разошлись. Тело юноши дёрнулось вниз, верёвка натянулась, и раздался отчётливый хруст переламываемых шейных позвонков. Толпа заликовала, рассыпались громкие аплодисменты и восторженные возгласы. Через полчаса на центральной площадки не осталось ни одной души. Лишь тело Стивена Хакси, тревожимое ветром налетевшим с моря, раскачивалось из стороны в сторону и на протяжении трех дней, пока его не сняли с виселицы и не предали земле, всяк проходящий мимо эшафота, не упускал возможности плюнуть и выругаться самыми грубыми ругательствами в адрес убийцы родного дядюшки.
В тот же вечер, когда могильщики бросали мешок с телом казнённого Стивена в глубокую испускающую смрад канаву, наполненную разложившимися трупами бродяг, попрошаек и прочих исчадий земного бытия, которые то и при жизни не испытывали на себе христианскую любовь, а ныне тем более, в дом покойного Криса Эванса через заднюю дверь тихо пробрался Ник Питерс. Осторожными шагами старичок поднялся на второй этаж, подошёл к двери в самом конце тёмного коридора и трижды постучался в неё.
- Нюхт, это я, - прохрипел старик, задыхаясь после тяжелого подъёма по лестнице, показавшегося ему невыносимой мукой. Дни, проведённые в камере, подорвали его здоровье, которое и без этих злоключений не отличалось в последние годы своей крепостью.