Всё-таки Сэмсону осточертело это дуракаваляние и он непринуждённо достал ключ, подошёл к сейфу и открыл его резким движением, вытащив свою бесценную печать, макнул её в чернила и со всей силы влепил ею по листку в то место, куда ему указали несколько минут назад.
Молодой человек сделал облегчённый выдох и вытер рукавом пот со лба.
— Боже, как трудно с вами знакомиться, — устало произнёс он.
А Сэмсон не хотел так просто его отпускать. Поскольку этот тип сильно уязвил его самолюбие, Сэмсону не терпелось сказать ему напоследок что-нибудь гадкое.
— Я знаю, откуда у вас такая осведомлённость, где и что находится у меня в пиджаке!
— Серьёзно, мистер Сэмсон? — приподнялись у этого типа брови в виде деланно удивлённой гримасы.
— Вы заранее знали, что не получите от меня подпись, поэтому сунули ко мне в сейф свой нос.
Молодой человек вышел молча, ничего не говоря, а у Джорджа на лице осталась самодовольная гримаса.
В это же время Джеральд собрался поговорить со своим сыном потому как уже достаточно протрезвел после своего очередного кошмарного сна.
Было утро, и Ричард тоже проснулся. И опять встал не стой ноги. Он чувствовал в себе ещё большую силу, а в месте с ней и какую-то чудовищную потребность. Но в душе его находился какой-то ад, его просто разрывала тоска или что-то в этом роде, а всё из-за потребности. Он пока ещё сам не знал, что ему надо было, а это для него самое ужасное. Но в самой глубине его души таилась небольшая разгадка «тайны потребности», просто ему хотелось, чтобы его эта «призрачная» девушка по имени Джулия ещё раз уколола в шею, как в прошлый раз.
А отец, тем временем, поднимался в комнату к сыну. И Ричард услышал, как он грузно шагает по лестнице.
Парень и так был не в себе, а тут ещё такое услышал. Но отец его вошёл быстрее, чем он успел собраться с мыслями о подручной расправе над своим папашей.
— Ричард, с тобой можно поговорить? — произнёс он каким-то не «своим» тоном. А Ричард мысленно отметил, что так разговаривает только подлиза.
— Нет, — отрезал Ричард как можно резче, — нам не о чем разговаривать.
— Ну тогда извини, — произнёс отец каким-то униженным голосом. — И за вчерашнее извини… если я тебя обидел.
— Да ну, что ты! — театрально отклонял он его извинения. — У тебя неплохой юмор! Особенно с бревном.
— Ну ты же знаешь меня, — продолжал Джерр в том же духе, — с пьянки я иногда такое выкину!.. Не обижайся ты на старого дурака.
— Ну почему же, ты ведь у нас самый умный, — передразнил он его вчерашнее заявление, — умнее всех людей, вместе взятых.
— Ну опять ты мои пьяные выходки вспоминаешь. Ты лучше любую трезвую вспомни.
— А как там в пословице? «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Так, кажется?
— Ну… Ну это не про меня.
— А что, ты у нас лучше всех, что ли?
— Ну, ты сам вспомни. Когда я по трезвому вёл себя как пьяный? Да у меня даже и мыслей таких не было.
— А я не могу подтвердить твои слова. Если бы я…
— Ну хочешь я тебе поклянусь, — перебил он его, — что прямо с сегодняшнего дня не возьму в рот ни капли.
— Который раз?
— Что, который раз?
— Поклянёшься который раз?
— Не понял. О чём ты? — Но, кажется, некоторое он понимал.
— Ты что, хочешь сказать, что ты ещё никому не клялся в том, что ты бросишь это дело?
— Ну клялся. Только клялся я, что некоторое время не буду пить, и всегда сдерживал свои клятвы.
— А сейчас ты мне поклянёшься, что никогда даже ни капли в рот не возьмёшь.
— Ну ладно, — улыбнулся он, — только чем мне поклясться?
— Душой.
— Душой? — У него аж чуть глаза из орбит не повылезали, ведь он за всю свою жизнь ни разу никому не клялся душой, да и даже не знал, что ей можно поклясться.
— Именно душой!
— Пожалуйста. Душой, так душой.
— Тогда поклянись.