— Он злится? Я не заметил.
Теперь она всё-таки улыбалась, было слышно по голосу.
— Он наверняка не получит ни копейки от этой смены, хорошо, если ещё не останется должен. Я надеюсь, он по секрету от всех не набрал кредитов и к нему не заявятся на порог ребята в чёрных очках.
— Ну, посуди сама, личный корабль должен стоить дорого. Как тут обойтись без кредитов? — Хэнк пропустил в голос столько иронии, сколько только смог: — Он, наверное, уже по уши в долгах.
— Конченый идиот, — она снова смеялась. Это было хорошо. Они замолчали на пару минут, купаясь в этой хорошести.
— Но было бы неплохо наверное, — сказала Тина задумчиво, и Хэнк почесал заросшую щеку, перед тем как спросить:
— А?
— Иметь собственный корабль. Или даже быть настоящим астронавтом.
Они замолчали. Он не знал, о чем думала Тина. Черт, он был не уверен, о чем думает сам. Свой корабль? Не с этой экономикой. Быть настоящим астронавтом? Ну не начинать же с полувека, да?
Она была слишком большая и чистая, эта мысль, и, наверное, пахла, хлебом и морозом. Или как новенький мотоцикл. Или как ранний завтрак.
— Не знаю, — сказал он, опираясь на колено, — я об этом не думал.
Ему больше не хотелось болтать.
— Долго ещё, Коннор?
Робот моргнул:
— Две стандартные минуты.
— Ладно, — Хэнк щелкнул кнопкой фонаря — сидеть в темноте было хорошо, а вот двигаться в темноте — не очень. Фонарь откликнулся после третьего щелчка. Роботу в лицо ударил свет. Робот прикрыл глаза ладонью.
Твою мать.
— Идём дальше? — спросил Хэнк и отвернулся, не дожидаясь ответа.
— Да, Хэнк, — донеслось у него из-за спины.
Так, и куда дальше?
— Может, скажешь, какие у нас шансы? — сказал он, отталкиваясь на пробу. Он подставил плечо, чтобы не удариться о стену, а потом, побарахтавшись немного, нырнул ниже.
Ну, трещины, я иду искать.
— Недостаточно информации, чтобы строить предположения.
— Что, пока не наберешь сотку, мы не узнаем, помрем ли тут?
— Нет, — по голосу слышно было, что робот поморщился. Но может быть, Хэнк просто придумывал. — Нужно хотя бы 75%.
— Окей.
Они двигались молча, Хэнк схватился рукой за обломанный край: а, это когда-то была койка? Теперь трудно было понять. Свет фонарика прыгал по стенам. По тому, что осталось от стен.
— Хэнк, я хочу задать вопрос. Он касается вашего благосостояния.
Хорошие разговоры так не начинаются, Хэнк повернулся к разрыву — как же тут было чудовищно тесно. Темно и тесно, с ума сойти.
— Валяй.
Он же все равно не заткнется, незатыкаемая машина. Может быть, они его ради психологического эксперимента прислали? Проверить, насколько скоро болтливый робот сможет довести экипаж?
Вот здесь, кажется, можно было втиснуться. Если немного продвинуть вот э…
— Вы боитесь высоты?
Хэнк не обернулся.
Почему он, собственно, должен был?
— Наверху у вас резко поднялся уровень стресса, который после спуска плавал с погрешностью в десять процентов ещё некоторое время.
Нахуй.
— Но меня интересует, что заставило Киберлайф взять на работу, сопряженную с определенными рисками, человека с боязнью высоты.
Он добавил:
— Если это она.
— Они не привередливые, — выплюнул Хэнк.
Робот молчал. Ну и ладно, может быть, хоть это заставит его заткнуться. Хэнк чувствовал себя человеком, который пришёл на работу голым и не замечал этого, пока в толпе коллег не нашёлся один, наименее тактичный. И вот этот наименее тактичный коллега его сейчас и доебывал.
«Коллега», надо же.
Хэнк сказал:
— В космосе нет высоты, парень, в космосе нет верха, нет низа и нет высоты, что за хуйня? Я тебе азы должен преподавать?!
— Вы раздражены.
— Наблюдательный какой.
Вау. Он хотел молчать. Он радовался, что робот молчит.
— Я прошу прощения, если я ошибся.
Сейчас будет «но».
— Я понимаю, что мы находимся в стрессовой ситуации, следующей за чередой стрессовых ситуаций, но мне очень поможет, если вы объясните ситуацию со своей точки зрения. Я считаю, что это важно для поддержания благосостояния экипажа.
Каждое его слово по ощущениям вбуривалось Хэнку в голову. Все глубже. И глубже. И глубже.
— Хватит зудеть. Тина, — рыкнул он в микрофон, — что говорит Сумо?
В наушниках молчали, и он не мог понять, слышит ли она, а потом связь треснула: