========== Часть 1 ==========
Туман не редеет, он бесконечен, у него синеватый оттенок холодного, разведенного молока. Черные голые ветки временами выныривают из него – и снова исчезают.
Он приходит в сознание здесь, окруженный туманом, и ему требуется приложить чудовищные усилия, чтобы оторвать голову от земли. По крайней мере, по ощущениям они чудовищны. Он лежит пару секунд на боку, с открытыми глазами, мучительно медленно осознавая свою материальность. Потом осознает, что ему холодно, что он лежит на влажной земле, и лежать на ней неудобно. Тонкий голосок в голове, начинает зудеть: вставай немедленно, ты простудишь себе спину, ты простудишь себе почки – и он, опираясь на руку (ладонь сжимает подгнившие листья), резко привстает и быстро присаживается обратно. Темнота давит на глаза, и ему требуется переждать несколько секунд пока это пройдет. Или несколько минут, он не уверен.
Он встает – криво заваливается на бок, но встает. И если до этого ему казалось, что ему на глаза давит – ему казалось. Перед глазами плывут зеленые искры, давит на уши, давит на виски. Он стоит, как новорожденный олень, и пытается сделать так, чтобы ноги выдержали его вес и не подкосились.
Он не совсем уверен, в какой момент его уединение заканчивается. Птиц не слышно, если они есть. Животных тоже. Всё поглощает туман. Он не смог бы сказать, даже если бы захотел, когда именно пыльно-черный человек появляется рядом: его не было, он был смутно различим в тумане – он стал материален и теперь ладонью касается его щеки. Ему все еще трудно стоять на ногах, когда черный человек запускает руку в его волосы и больно сжимает, чужая щетина оцарапывает ему щеку и губы. Черный человек целует его и хрипло смеется, а потом прижимается лбом к его лбу и тяжело выдыхает ему в рот:
– Ненавижу тебя, чертов придурок, – коротко стриженый незнакомец, с кругами под глазами, крепко сжимает его плечи ладонями, отодвигается и просто смотрит – и глаза у него совершенно сумасшедшие.
Потом он, кажется, берет себя в руки, прочищает горло и говорит уже спокойно:
– Амулеты не реагируют, значит, всё в порядке.
Этот человек отпускает его и, поправляя на плече сумку, говорит:
– Пойдем, нужно выбираться отсюда.
Его мутит, но у него получается всё-таки выдавить из себя:
– П-п-простите, я не уверен, что хочу куда-либо с вами идти.
Незнакомец несколько секунд смотрит на него в упор, не мигая – или не секунд, он сейчас совершенно не уверен во времени. Потом так же неожиданно хватает за руки, переворачивает ладони, осматривает запястья. Сопротивляться не получается, голова всё еще гудит, тяжелая и ватная, всё это слишком похоже на сон.
– Повернись.
Человек в черном заставляет его открыть шею, потом снова разворачивает его, впивается ладонями в его плечи – больно, это больно – упирается в него глазами и говорит, хрипло и практически неразборчиво:
– Кто я?
– Что?
– Как меня зовут?
– П-п-простите, но я боюсь, что мы не знакомы.
– Твою, блядь, ебаную мать, – говорит черный человек с убийственно спокойной интонацией, и каким-то странным образом это в его исполнении всё равно звучит приятно – выигрышное сочетание шепота и низкого тембра, наверное.
– Как тебя зовут?
– Я…
Да, действительно. Какой хороший вопрос. Ну, так как же тебя зовут?
– Я… не помню.
Нет, подождите, это ерунда. Ну конечно он помнит, как его зовут. Как человек в здравом уме может не помнить, как его зовут? Как можно вообще забыть свое имя? Или фамилию. Или возраст.
Как меня зовут?
Как меня зовут?
Как. Меня. Зовут.
Я действительно не помню. Голова кружится и не выходит собраться с мыслями.
Черный человек больно стискивает его запястье:
– Пойдем, я должен тебя увести.
Его тащат через туманный лес – да, это определенно очень странный и голый, и жуткий, но всё-таки лес. Гнилая листва липнет к подошвам, каждый шаг оставляется в этом естественном покрове вмятину. Как такое могло произойти с ним, как такое могло произойти?..
– Мистер, я не помню, как меня зовут. Сэр. Я не помню, как меня зовут, сэр. Нет, да какого черта?..
Он понимает, что его крупно трясет только тогда, когда черный человек останавливается и крепко берет его за плечи:
– Тебя зовут Джон Сегундус, ясно? Всё будет нормально, но сейчас тебе нужно уйти отсюда.
Черный человек вынимает из кармана квадратное зеркало и легко дует на него. Зеркало не затуманивается, как положено порядочному зеркалу, но идет рябью.
– Оно такое маленькое.
– Зато прямо связано с зеркалом в прихожей. Руку не отпускай.
Они проходят насквозь.
Их выбрасывает в маленьком помещении со шкафом и светло-серыми стенами. И ботинками. Очевидно, прихожая. Голос Черного человека над ухом продолжает монотонно говорить:
– Суть в петле – зеркало не остается на месте, оно одновременно точка а, перемещающая объекты в точку б, и сам импульс перехода.
– Меня сейчас вырвет, – вполголоса говорит он-Сегундус и черный человек замолкает, смотрит пару секунд на него, привалившегося к ближайшей стене, а потом начинает ходить из угла в угол, бормоча про себя, изредка бросая на него мрачные взгляды. У Сегундуса – так же, кажется, его зовут? имя не кажется знакомым – нет сил даже нахмуриться в ответ.
Отлично, он видит стул.
– Больница. Не больница. В больницу нельзя. Нет, ну конечно.
Потом через пару секунд:
– Джон, – требовательно говорит черный человек, никто не отвечает. Сегундусу паршиво, он не привык к своему имени, он даже не осознает, что обращались к нему.
Человек останавливается.
– Куда ты идешь?
Сегундус выдавливает, еле ворочая языком:
– Мне нужно присесть.
– Ну так сядь на диван.
Сегундус бросает взгляд на брюки – брюки в глине, и свитер, кажется, испорчен.
– Я грязный, я его запачкаю.
– Какая к черту разница. Просто сядь.
Джон Сегундус упрямо ковыляет до стула и аккуратно помещает свое стремительно отключающееся туловище на сиденье, пытаясь изо всех сил не позволить себе просто рухнуть в процессе. Ему хочется закрыть глаза хотя бы на полсекунды. И он закрывает их, и открывает только, когда чувствует, что на нем расслабляют ремень. Черный человек спокойно стаскивает с него перепачканные глиной брюки и осекается, только подняв глаза и случайно встретившись с его ошарашенным взглядом.
«Слишком естественно» – думает Сегундус, глядя в чужое носатое и черноглазое лицо, но он так обессилен, что у него даже не получается нормально паниковать. Ему хочется спросить, но его мозг в данную минуту не способен придумать более тактичный вариант вопроса: «мы что, вместе спим?» – и поэтому он продолжает молчать.
– Подними руки, – говорит человек, если взгляд Сегундуса и был способен его смутить, то явно ненадолго.
– Что?
– Подними руки. Свитер.
– Что?
– Ты говоришь, что грязный, так снимай грязную одежду и ложись на диван. Или дай мне снять.
Внутренний голос у Джона Сегундуса в голове обзаводится тихими паническими нотками: «Я в чужой квартире, у незнакомого человека, я не уверен, что знаю, как меня зовут, и мне было бы страшно, если бы мне так сильно не хотелось растянуться на ковре».
Это ведь странно, что ему сейчас снова хочется отключиться, ведь неясно, сколько времени он провел в беспамятстве?
– Я сам, спасибо, – выговаривает он кое-как, стягивает через голову заскорузлый от высохшей глины свитер, и, игнорируя как участие, так и тяжелый взгляд человека-в-черном, переползает на диван и остается сидеть там в одной рубашке и трусах.
– Где мы?
– Это квартира, – он молчит пару секунд, а потом всё-таки добавляет, – наша общая квартира.
– И как долго это наша общая квартира?..
– Три года.
– Ааа… – Сегундус пытается быть вежливым. Даже если ему совсем не хорошо, он всё равно пытается быть вежливым. Он понимает, что еще немного, и он вот так просто и уснет – на незнакомом диване, в одних трусах. От его одежды пахнет странно – наверное, лесом и затхлостью, но определенно чем-то еще. Интересно, если он сейчас незаметно наклонится на бок и встретится виском с подушкой, это будет очень заметно? Он продолжает неловко сидеть на диване, только теперь уже бродит глазами по комнате, чтобы найти повод для разговора.