<p>
— Да, это постоянно случается.</p>
<p>
когда рубашка, наконец, найдена, и Харви надевает ее на себя, настает черед хохотать уже Идену, пятна крови на Харви в сочетании со слоем пыли, царапинами от осколков и следами любовных игр в виде засосов придают ей вид героини в малобюджетном слешере, и когда он делится своими соображениями на этот счет — лишь тогда ее, похоже, осеняет, что рано или поздно придется в таком виде явиться домой, и эта идея предстает для нее столь дикой, что даже смешит. Идену всей абсурдности объяснять не приходится, его даже мысль подобная редко посещает, стоит оказаться за пределами дома, где водится этот неотступный незримый мальчик, а вместе с ним еще целая толпа других мальчиков, иногда приводимых в аргументах очередного укора. и когда они, наконец, приходят к выводу, что акция вандализма в этом месте бросается в глаза уже достаточно, чтобы проучить этого проклятущего маньяка и показать ему, что почем, и выходят из разгромленного дома обратно на свет божий, ощущение у обоих такое, будто они неделю просидели в каком-нибудь склепе, так что на какое-то время они притихают, лишь растерянно щурятся, отвыкшие от такого изобилия солнечных лучей, и бредут наугад, пока, наконец, не избавляются от повсюду маячащих признаков цивилизации, оказавшись по колено в буйных зарослях травы на лужайке. там Харви без лишних слов останавливается и бухается прямо на землю, испытывая приятную усталость, словно от какой-то проделанной важной работы, а Иден опускается перед ней на колени и намеренно долго возится с узелком собственной рубашки, затянутым на ее груди, пока, наконец, не побеждает, и долго и самозабвенно целует и покусывает ее соски, а она сидит, затаясь, и прислушивается к собственным ощущениям, а потом целует его в ответ в рот, нежно, властно и мокро, валит на спину, лижет в уши.</p>
<p>
— Тигерин, — вкрадчиво комментирует Иден, и от этого становится уже слишком смешно, чтобы продолжать, так что она соскальзывает в сторону, располагается рядом и просто лежит, обнимая его за шею, внимательно разглядывая.</p>
<p>
— Ты это.. Домой возвращаться думаешь вообще? — наконец спрашивает она, Иден фыркает от неожиданности и невозможности представить ничего подобного, косится на нее с легким удивлением:</p>
<p>
— Не знаю даже. Я об этом не думал.</p>
<p>
— Так ты что, из дому, что ли, сбежал? — все допытывается она, и беспокойство у нее в голосе не радует его, наводя на мысли о том, что выглядеть более здоровым и менее усталым, он, поди, в ходе всех этих забав не начал, и неясно, что вообще теперь будет, и не стоило ли часом эту конуру сжечь для верности ко всем чертям. как бы ни было хорошо в неистовстве, думает Иден, сколько веревочке ни виться, а конца не миновать, пока не подохнешь, и это, пожалуй, хуже всего.</p>
<p>
— Да нет, — он осторожно размыкает ее руки и отодвигается, лезет было за сигаретами, но потом, передумав, переворачивается на живот. если долго лежать, уткнувшись носом в землю, и старательно себя убеждать, в конце концов можно прикинуться, что на улице до сих пор ночь. — Не сбежал, почему, просто ушел. А что?</p>
<p>
— Да так, ничего, я просто.. э-э.. — начинает Харви и надолго замолкает, так что он не выдерживает и приподнимает голову, чтобы на нее посмотреть — и увидеть, что возможно, уже давно есть какая-то вещь, которую она хочет сказать, но предпочла бы не говорить, а он слишком рад был не замечать, и теперь ничего не остается, кроме как терпеливо молчать и ждать продолжения. — Просто я, в общем, уезжаю скоро, и меня все это положение вещей немного тревожит.</p>
<p>
— В смысле — уезжаешь, — переспрашивает Иден риторически, в глубине души даже не очень удивляясь, сколько веревочке ни виться, ни виться, а концу быть, быть, тоскливо думает Иден, не сводя с Харви взгляда, весь разом напрягается, отжимается от земли и садится. — Куда и когда?</p>
<p>