Диаш сделал паузу, облизал пересохшие губы и продолжил:
-- Когда отдышался, пришёл в себя, посмотрел на пол: миска, понятно, валялась вверх дном на полу возле тапочек, всюду раскатившаяся черешня. И вдруг вижу -- на меня смотрят глазки. Протёр свои глаза -- когда подавился, прослезился, -- присмотрелся внимательнее к кучке ягод и точно -- одна черешенка с глазками. Ха! Даже ротик оказался у неё. Смотрит такая на меня, улыбается. А спустя минуту рожица исчезла, и я списал всё на временные галлюцинации, вызванные нехваткой кислорода, когда подавился и задыхался. Такое бывает, я знаю. В детстве дурака частенько валяли: кто дольше всех сможет не дышать, и задерживали дыхание. Потом всегда голова кружилась и звёздочки в глазах. Бывало у вас в детстве? -- Обратился он к нам, на что мы с доктором синхронно пожали плечами. -- Вот я и решил, что мне потому и померещились эти глаза у черешни, а во рту был паук вместо ягоды... Забыл об этом инциденте уже к вечеру -- ерунда надолго не задерживается в голове, сами знаете. Вот так всё начиналось, доктор.
-- Спустя примерно месяц я сидел за столом на кухне, -- продолжал Диаш, -- жевал что-то. Напротив стояла миска с овощами -- жена собиралась приготовить обед после прогулки с Денни. Мельком посмотрев на натюрморт, я различил еле заметное движение. Присмотрелся -- на одном из помидоров виднеются нечёткие очертания рожицы, такой же как у той черешни, которой подавился.
-- Простите, Луис, -- перебил Стоун. -- Опишите эти рожицы подробнее, чтобы иметь более точное представление.
-- Они... ну, как будто карандашом подрисовали два карикатурный глаза, нос -- две точки и рот, растянувшийся дугой от уха до уха. Представляете? Ну не хохма, а? -- Диаш обвёл нас вопросительным взглядом, затем подозрительно посмотрел на доктора и, прищурив глаза, поинтересовался: -- Вам, похоже, привычно выслушивать такие истории от психов? Вы даже ничему не удивляетесь, не задаёте вопросов...
-- Луис, у меня много к вам вопросов, поверьте. -- Стоун поднялся со стула, вышел из-за стола. -- Если что будет не понятно, я вас переспрошу. Продолжайте, пожалуйста.
-- Хорошо. Так вот, помидор, значит. В тот момент, помню, я просто рассмеялся. Реакция самозащиты, так сказать, от увиденного иррационального. Я не испугался, нет, а просто смеялся над собой. Не верил своим глазам, потому что не мог дать объяснение этому. Даже достал помидор из миски, чтобы лучше разглядеть, нисколько не сомневаясь, что вблизи рожа исчезнет...
-- И... -- Доктор обошёл стол и присел на его край напротив Луиса.
-- Но рожица не исчезла. И хочу напомнить, док, что я был трезв.
-- Я вам верю.
-- При ближайшем рассмотрении мордочка, правда, оказалась не такая... как бы это сказать, выразительная: вблизи рисунок выглядел размытым, смазанным, будто нарисован был изнутри, под кожурой. А то, что я принял за рот, оказалось вогнутой неровной поверхностью. Но глаза -- глаза были живые, господа! И бог тому свидетель: они смотрели на меня из-под кожуры и... и они двигались. Я смотрел на помидор и смеялся, ржал, как лошадь... -- Невидящий взгляд Луиса застыл в одной точке, где-то на полу, на плинтусе. Потом, как будто что-то вспомнив, он с грустью добавил: -- Да-а уж, тогда я ещё смеялся. Мог ещё смеяться.
-- Что было дальше?