-- И всё же странно, что ваша жена не верила вам и вообще слабо реагировала на происходящее. Если продукты, как вы говорите, порой находились не на своих местах, она не могла не замечать этого.
-- Не знаю, -- пожал плечами Луис, -- может просто игнорировала. Не удивительно: если подобное рассказать, это любому покажется чушью. Она продолжала считать, что это я разбрасываю продукты. Порой поддразнивала меня: поднимет иногда с пола помидор, например, и давай им в шутку тыкать мне в лицо, пугая, как перчаточной куклой, словно ребёнка: "Я синьо-ор, помидо-ор! Я сейчас тебя съе-е-ем!" Я подыгрывал ей, как мог, улыбаясь сквозь зубы. Она и не подозревала, что помидор, которым она пугает, размахивая перед моим носом, на самом деле живой, и смотрит своими злющими-презлющими глазёнками, готовый в любую секунду сожрать меня заживо.
-- Со временем, а прошло более двух лет, я привык к их присутствию в моей жизни, к их недовольным рожам и тщетным попыткам приблизиться ко мне. Я воспринимал их как некую данность, как неотъемлемую часть природы, как привычных всем домашних животных. Хи! Эдакие домашние фрукты: киви, -- ко мне! -- Диаш похлопал себя по бедру. -- Ананас, -- фу, на место! Ха, смешно, не так ли! Я считал их одушевлёнными. Бредятина полнейшая! И всё же страх не покидал меня. Одно дело, когда мерещатся цветочки, совсем другое, когда тебя преследуют помидоры-убийцы. К такому соседству так сразу не привыкнешь, тем более, когда они постоянно напоминают о себе. Однажды снова подавился, но уже сливой. Думаю, вам не нужны подробности, вы и так уже догадываетесь, что не сам по себе подавился я ею.
-- Год назад, тем летом, был у меня отпуск, и мы с семьёй неделю провели на пляжах Атлантик-Сити. Отмечу тот факт, что я даже ни разу, за всё время проведённое там, не зашёл в казино. Такой уговор был с Люси: никаких игр! А мне и не сложно было. К тому же, я научился контролировать себя и умел не смотреть на фрукты ни при каких обстоятельствах: ни в супермаркете, где они лежали на стеллажах, ни в руках прохожих. Даже дома я приучил себя не замечать их, когда открывал холодильник или когда Люси выкладывала их из пакетов. Только изредка, боковым зрением, я замечал движения их глаз, но заставить смотреть на себя они меня уже не могли. Это их очень-преочень злило. Бесило и то, что к тому моменту, начиная с первого дня отпуска, я уже не играл как недели четыре подряд. И есть перестал целыми, а только когда жена их порежет или почистит. Но иногда мне нравилось издеваться над ними. Если перед этим принимал на грудь бокал бренди, то я смелел и намеренно выкладывал их целыми на тарелку и медленно-медленно разрезал на части. Потом отправлял в рот и не спеша, смакуя, пережёвывал, получая неземное удовольствие слышать их предсмертные попискивающие стоны. Они злились на мои мысли, на моё намерение окончательно и навсегда покончить с играми... -- Луис снова уставился в одну точку перед собой, что-то вспоминая.
Доктор громко постучал карандашом по крышке стола -- Диаш "проснулся" и тихо под нос прошептал: -- Да, они стали слышать меня, слышать мои мысли и понимать мои намерения...
-- Как вы определили это?
-- Они убили Дэнни...