-- Мне очень жаль, Луис.
-- Я оставил Дэнни одного в комнате буквально на минуты четыре. Вручил ему большую грушу, чтобы он не скучал, а сам пошёл к Люси, которая готовила ужин на кухне. Обычно шумный малый, Дэнни эти четыре минуты был неслышный, как никогда. Люси ещё забеспокоилась, зачем я оставил его одного и просила вернуться в комнату. Но я заверил её, что всё, мол, под контролем: Денни на полу на коврике. Я дал ему грушу, и он, скорее всего, занят ею. Спохватились только тогда, когда послышался глухой стук (нам был знаком привычный звук частых падений сына на пол), но не услышали обычно следующего за этим надрывного плача. Это нас напугало. Лишь стук, короткий захлёбывающийся кашель -- и тишина. Мы бегом к нему. Дэнни лежал на полу, на спине. Его неподвижные открытые глазки смотрели на свисающую с потолка люстру. Раскинутые в стороны ручки, слегка согнутые в локтях -- он так их вскидывал во время сна, -- подёргивались в конвульсиях. Изо рта на шею и пол сочился пенный ручеёк слюны и фруктовой мякоти. Рядом валялась единожды надкушенная груша. Её сумасшедшие глаза бешено вращались вокруг своей оси, иногда выпрыгивая из орбит; зубастым кривым ртом груша злобно улыбалась. Безуспешно я пытался освободить лёгкие сына и восстановить дыхание, пока Люси звонила в Службу Спасения, -- все попытки оживить Дэнни оказались тщетными. Парень умер, что подтвердили и прибывшие медики и полицейские...
-- А что показало вскрытие?
-- Остановка дыхания, асфиксия. В лёгких была жидкость... Догадываетесь, какая? Ха, я сразу догадался! Грушёвый сок, доктор. Много грушёвого сока. Он захлебнулся им, как утопленник речной водой. В лёгких было столько сока, как если бы ему туда залили целую унцию. -- Глаза Луиса заблестели. -- Похоронили мы его. И трёх лет не исполнилось парню... Полгода психологи таскали Люси по разным клиникам -- еле ожила. Думал свихнётся от горя. Но пришла в себя. Нет, она не ненавидела меня, но считала, что не надо мне было в тот день оставлять Дэнни одного. В чём-то она права. Себя я виню только за то, что дал ему эту чёртову грушу. Но Люси умничка, она хорошей была женой, понимала меня... Любил я её очень сильно, простите... -- Диаш достал носовой платок, вытер слёзы.
-- Прости меня, господи! -- Стоун снял очки и с сочувствием и опаской уточнил: -- Что значит... "была"?
-- Док, я перестал посещать казино, и фрукты убили Дэнни. А ведь Они предупреждали меня, делали намёки, чтобы я не вздумал оставлять игру, иначе Они возьмутся за сына. Но я же не думал, что Они способны на такое. Это теперь понимаю: вернись я за игровой автомат, -- и семья была жива. Но я же, как вы поняли, завязал с играми, завязал окончательно и не вернусь больше в казино никогда, чем бы Они меня не пугали. Я сильнее их. -- Луис окинул нас широко раскрытыми глазами, посмотрел безумным взглядом человека, горем загнанного в угол. -- Я не верил им никогда, понимаете? Никогда! До конца не верил, как не верите мне вы...
-- Будет вам...
-- Месяц назад не стало моей Люси. Всё произошло банально и глупо -- поскользнулась на кафельном полу кухни, на кожуре от банана. На кожуре. Банан убил её. Убил потому, что я не играю уже как год!
Они думают, что таким образом смогут заставить меня вернуться? Нет, они ошибаются. Теперь-то уже я из принципа не стану играть. Они отняли у меня самое дорогое в жизни, и терять мне нечего. Мне уже всё одно: сдохну я от болезни какой или от их рук... Ха-ха!!!-- Луис нервно засмеялся. -- Нет, ну вы слышали? От рук! Я сказал "от рук"! Во, до чего докатился!.. Н-да уж. Как я могу, пережив такое горе, теперь пойти им на уступки? Даже убийством моей семьи Они не заставят меня переступить порог казино. Никогда. Конечно, Они, в конце концов, доберутся до меня и убьют. Я это точно знаю, потому что постоянно, каждую ночь, Они предупреждают меня об...
-- ???