— Кто ты? — требовательно спрашивает её Дракон, и Гермиона на секунду пугается обнажённой стали в его голосе.
Как будто прямо сейчас он выхватит из какого-нибудь укромного уголочка острый меч и одним только тяжёлым взмахом снесёт с хрупких плеч глупую девичью голову.
Особенно молоденькие наложницы в гареме говорили о том, как боятся оставаться с хозяином один на один.
О, да, теперь она их понимает.
— Служанка, мой господин, — как и учила её нянька, тянет старую лямку она и видит, что узурпатор не верит её словам.
Лишь криво ухмыляется, почему-то решив оставить свои попытки узнать о ней на попозже.
Это, внезапно, вселяет в неё некую уверенность — узурпатор не настроен её сегодня убивать.
— Тогда назови мне своё имя, — снова приказывает воин.
Гермиона поджимает в нерешительности губы, понимая, что сказать своё настоящее имя будет для неё смертным приговором, потому вспоминает одну из своих прежних служанок и послушно тянет:
— Немезида.
— “Возмездие”, — шепча одними губами, переводит значение её имени сын Ареса.
Его прозвали так собственные воины за то, что он был неукротим на поле брани. За то, что из всех битв, в которых он участвовал, которые возглавлял, он всегда выходил победителем и ни разу — проигравшим. За то, что он преклонял колени только перед одним Богом и никогда не вспоминал о других.
За фивами стали повторять и остальные греки, опасаясь гнева, как самого полубога, так и его всемогущего отца.
За неутолимую жажду крови, за яростную прыть в пылу сражений, за ревностное отношение ко всему, что принадлежало ему, народ прозвал его Драконом.
Самым страшным из чудовищ, которых довелось сотворить Богам.
— Раздели со мной этот вечер, Немезида, — лениво растягивая слова, предлагает ей воин, рукой показывая на место в купели, подле себя.
Царская натура внутри девушки задыхается от возмущения за столь наглое предложение, готовая прямо сейчас указать дикому варвару на его истинное место, но служанка, за маской которой постоянно она прячется, лишь боязливо шепчет отказ, напоминая, что она — всего лишь чернь, недостойная находится с ним в одном помещении.
— Это мне решать, где и с кем мне находиться, — повелительно заключает мужчина, не понимая того, как простая служанка смеет указывать ему на его место.
Но по воинственному облику, который-таки пробивается сквозь напускное раболепие, девицы видит: она делает это неосознанно.
Также неосознанно, как и стоит перед ним с гордо выпрямленной, практически царственной, спиной; также неосознанно, как смотрит ему не колеблясь прямо в глаза, позволяя рассмотреть чернильно-янтарную радужку глаз; также неосознанно, как меняет тембр голоса на нравоучительный, смея его поучать.
Простая рабыня, служанка да даже наложница не позволила бы себе так много вольностей.
Но девочка выглядит так, будто это она задаёт здесь правила.
Именно это-то и заставило узурпатора заинтересоваться ею.
— Тогда расскажи мне какую-нибудь интересную легенду, Немезида, — требует иноземный захватчик, не собираясь отпускать служанку просто так. — Ты ведь знаешь увлекательные сказки?
Гермиона против воли качает утвердительно головой и, с опаской засматриваясь на ароматические лампы, подходит ближе к повелителю, когда тот приказывает, намыливает сладкой пеной мочалку и растирает нежные пузырьки по стальным мышцам бравого воителя, не смея заходить дальше рук, спины и живота, и вместе с этим рассказывает ему древние легенды, что передавали из уст в уста старые дворцовые пряхи.
Это её вторая ошибка.
Они проводят так несколько недель: