— Нет! — вскочив, как ужаленная, со ступенек, выкрикнула богиня, вставая прямо перед своим оппонентом. — Я никогда не наврежу Мерлин!
— Правда? И каков же срок у твоей клятвы? — со своей привычной усмешкой спросил Мелиодас. — Разве ты не подчиняешься приказам Верховного Божества?
— Мы все делаем то, что должны, — набожно ответила Элизабет, задетая его упоминанием собственной матери. — Каждый день, каждый час, каждую минуту, наплевав на собственные принципы, наступая себе на горло, идя против всего, во что верим; мы все делаем то, чего от нас ждут.
Откуда ему вообще знать, что это такое, быть зависимым от своего Господина?
Откуда простому человеку знать, какого это, быть кому-то должной, только лишь потому, что ты коронованная особа? Лишь потому, что на тебя возложили эту ответственность.
Вот именно, не откуда.
Если только…
— Не все, — злобно возразил демон.
Он был другим.
В отличие от всех них: низших демонов, богов, фей и великанов — он имел свободу.
Отец не держал его подле себя и не привязывал, как делал это нередко с другими.
Он, командир Десяти Заповедей, и сам является кукловодом.
Он не одна из глупых овец этого дрянного стада.
И, наконец, что-то в его голосе, в его тоне, в его взгляде, в его выражении лица показалось Элизабет жутко знакомым.
Она всмотрелась в молодого человека напротив себя внимательнее.
И впервые за долгое время увидела во всём его облике то, чего пыталась наивно не замечать всё это время.
Теперь казалось, что многострадальная головоломка начала складываться в её голове.
Поэтому она решила бить его словами наотмашь также, как он делал это с ней.
Демоны ведь не могут сдержать себя, когда они в гневе?
— Нет, — покачивая головой, твёрдо опровергла она. — Все. — В глазах её засверкала магия, и они сменили свой чистый небесно-голубой цвет на янтарный. — Это лишь кажется, что ты волен идти, куда хочешь. Обязательства, долг, клятвы — это невидимые путы, которые держат крепче слов, крепче любой магии, крепче любых тюремных решёток. Та свобода, которой, как нам кажется, мы обладаем — мнимая… А оковы куются в сердце. Вот, что на самом деле объединяет нас, Мелиодас. Вот, почему мы одинаковые.
Богиня с презрением посмотрела на демона, мысленно проклиная себя за то, что не распознала обман раньше.
Столько месяцев общаться с старшим сыном Короля Демонов и не знать… не понимать… даже не догадываться, что перед ней стоит самое тёмное и пустое существо на Земле.
Какая же она идиотка.
Видя её разочарование, Мелиодас лишь больше бесился.
— Стало легче? Легче от того, что перед тобой стоит мерзкий демон? — продолжая агриться, с злобной насмешкой спросил он, уже не скрываясь.
Его демоническая, чёрная, гнетущая аура выдала его.
Серебряноволосая была права: демоны не могут удерживать себя в гневе.
А она сказала правду.
Они всего лишь куклы в руках умелых кукловодов; игрушки собственных родителей.
И за эту правду он был готов её убить.
Принять же её сторону, её правоту — значило признать поражение.
А он никогда не проигрывал бои дважды.
— Может, ты и служишь своей матери, как собачонка, исполняя ей приказы, но я другой. Я не чья-нибудь марионетка. Я никому не подчиняюсь.
— Разве? — издав слабый смешок, снова противоречила ему девушка. — Посмотри на себя — ты опустошён. Нет в тебе никаких чувств: ни боли и утраты, — он никогда их не чувствовал. — Ни счастья и радости, — всю жизнь был одинок. — Ни ненависти и любви, — и даже не знает, что это такое. — Ты похож на оболочку… куклу, которая существует, ходит, пытается быть похожей на остальных… и слепо подчиняется собственному отцу.
О, нет.
Сейчас, высказывая ему все эти подлые, злые слова, она была в корне неправа.
Он действительно не знал, что такое чувствовать.
До неё.
Рядом с ней он узнал, что это, на самом деле, та ещё херь.
Боль и утрата?
Она была первой, кто заставил его страдать, кричать, извиваться от боли, когда обрушила на них с братом свою чистую магию.
Счастье и радость?
Что-то тёплое разливалось по всем семи его сердцам в те моменты, когда она бегала босиком за Мерлин, потакая ей во всех её детских капризах, или, когда она учила ведьмочку колдовать.