— Что такие, как вы, здесь забыли? — спросила богиня.
Вампирша, пусть и заметила с какой напускной строгостью и неким пренебрежением с ней говорит нежданная оппонентка, не обратила на это особого внимания.
Она тоже царственная особа, и прекрасно знает этот показательно-величественный тон.
Тяжела голова, что носит корону.
— А разве не видно? — елейно спросила она, кивком головы заставив собеседницу осмотреться вокруг. — Пируем.
И правда. Помимо гигантских мелкосортных демонов, крушащих каменные здания города одним лишь ударом кулака, и, сверкающих своими огромными белоснежными крыльями, богов, вызывающих природные катаклизмы, с завидной поочередностью рушащихся на землю, в этой бешеной, крутой суматохе то и дело мелькали почти ничем не отличающиеся от людей чудовища, жадно нападавшие на слабый, потерянный народ.
— Нашли развлечение там, где царит Смерть? Это в вашем стиле, — кривя губы, произнесла богиня. — Наживаться и возвышаться на чужом горе… монстры есть монстры.
На эти грубые слова её оппонентка только приветливо-прозаично улыбнулась.
— Рассуждать о том, что хорошо и что плохо, являясь частью тех, кто принижает и унижает, так легко, — не осталась в долгу вампирша. — Как раз в вашем, божественном, стиле.
— Я не являюсь частью этого! — сурово ответила Элли, сама понимая, что глубоко завирается.
Пытается обмануть не только других, но и саму себя.
— Ты здесь, значит, ты часть этого, — отрезала блондинка.
Элизабет снова осмотрелась вокруг.
Каждый раз одно и то же:
Разрушения, погромы, пробирающие до костей крики, боль, кровь, ненависть и смерть.
Сплошной замкнутый порочный круг.
И каждый раз, проходя одну и ту же дорогу, казалось, что всё это становится только невыносимее. Страшнее. Ужаснее.
За пределы круга выйти нельзя.
И уничтожить его не получается.
Из уголка правого глаза скатилась хрупкая слеза, оставляя на щеке мокрую блестящую дорожку.
— Я не хочу всего этого, — внезапно вслух призналась богиня.
Она не знала к кому конкретно обращалась.
То ли к своей неожиданной собеседнице, которая, казалось, понимала её душевную смуту.
Откуда только ей хоть что-то знать об этом?
То ли к собственной матери, которой, очевидно, страсть как нравилось ставить дочь перед камнем преткновения, за которым скрывалось сотня дорог, а она глупо топталась перед ним, не зная, что лучше… правильней выбрать.
Богиня постоянно заставляла её выбирать. Будто проверяла на прочность.
То ли она говорила это самой себе, в попытках ускорить и упростить собственный выбор.
Легче не становилось.
— Что-то новенькое, — прекрасно услышав её, подытожила вампирша. — Но едва ли в это сильно верится.
— Я жажду мира, — серьёзно заявила серебряноволосая. — Я не чудовище.
Блондинка коротко усмехнулась, кивнув в сторону рушащих город собратьев:
— Тогда они тоже.
— По ним не особо видно.
— А ты всех судишь только по их внешнему виду и тому, кем они родились? Думаешь, что раз мы являемся чудовищами, то не можем желать мира и спокойствия? Не можем быть подобными Вам, Богам?
Для вампирши, пусть по ней и не скажешь, это была такая же болезненная тема, как и для богини.
Она тоже не одобряла всего этого мрачного произвола.
Ненавидела это шаткое, подвешенное состояние на грани войны и мира, которое царило между жителями Подземного Мира и Небесного Царства.
Она желала для всех спокойствия и единения.
Но её, как и её неожиданную оппонентку, никто не слушал и не пытался услышать.
— А разве нет? — как будто это самое очевидное, что только есть, спросила серебряноволосая. — Ведь вы всю жизнь проводите во Тьме. Вы убиваете, караете и играете чужими жизнями…